Здесь будет город-сад?

 

Известно: бренд  - ценность нематериальная, в нем заложено сопротивление прямому бизнес-контексту. Территориальный бренд – вдвойне. Территория – не чистый лист. Те, кто так думает, отводят на диаграммах ТБ культуре и населению роль узеньких или, в лучшем случае, равноправных сегментов. И вдруг, в какие – то моменты (неудач или просветлений) территория, как фотоэмульсия на солнечный свет, начинает выдавать архетипические бездны и эйдетические высоты. Лист становится рельефом, сферой пульсации смысловых и эмоциональных высот и провалов. Территория отменяет отчуждение, становится Родиной или Чужбиной. Ей наплевать на пирамиду Маслоу, если в ее основании голод и безопасность заменяют Бога и Отечество. Ей безразличны Марксовы обвинения в «феодальных пережитках» и смешны Бодрийяровы симулякры. Ей странно считать население биомассой, перетекающей с места на место на манер финансовых потоков. Она не спорит о вкусах, но способна драться за идеалы.

Впрочем, если есть, кому драться. В прошлом году на выставке «Интермузей» я разговаривала с директором музея Строгановых в городе Ильинское Пермской области. Особняк легендарных купцов и промышленников Строгановых – первый сибирский бизнес-офис России – живет невесело: люди уезжают в региональный центр. В близлежащие нефтепегазовые предприятия ильинцам доступа нет: земля и ее недра не принадлежат народу, они оккупированы и внешним капиталом, и даже внешней рабочей силой. Какая уж тут инфраструктура, какие уж тут туристы. А между тем, оставшиеся местные жители Строгановых чтут, а в усадьбе справляют свадьбы (http://advertology.ru/article105504.htm). Музей Строгановых умудряется быть не усыпальницей, а тихим генератором традиции.

Представьте на минутку альтернативную модель: правление Строгановых куплено предприятием-оккупантом, дополнено новыми реалиями современной промышленной истории, а корпорация, включая персонал, вывесила на флагшток…какой-нибудь национальный флажок. Представили? Все очень близко, и даже арийской символики не потребуется – на готовый бриф подойдет любой логотип. Обсудим качество дизайна? Я утрирую, конечно, но структура-то одна: эгоцентризм в фуражке эффективности. Ильинцев – на мыло.

 

 

Территория сопротивляется. Патриотизм не есть корпоративный успех регионального или национального масштаба, измеряемый долей рынка. Учитывает ли это наш территориальный бренд-менеджмент, креаторы, дизайнеры? – На мой взгляд, не вполне, ибо находятся в онтологически чуждом пространстве бизнеса, которое диктует парадигму.

Любопытно: колбасу продать можно, можно вообще прикрыть пищевой комбинат и заняться, скажем,  сантехникой, а куда Родину девать?  Ни продать, ни подарить, ни занять. Можно запаковать колбасу в камуфляжную коробку и заделать бренд «Колбасный марш» к 23 февраля и не разделять придуманного мифа, а как оспаривать великую Победу над фашизмом, занимаясь дизайном городского пространства к 9 мая? В последние годы именно этот праздник стал точкой напряжения и: отсутствие патриотизма и – глубже – чувства традиции дает сбои в территориальном брендинге любого характера и масштаба.  

Уже который год праздник Победы превращается в настоящее поле боя за национальную идентичность. Вот и нынче пресса и блоги задымились сомнениями в подлинности победы «кровавого режима», необходимости праздновать и т.д  (см одиозный пример http://www.mberg.net/prazdnik_poslushaniya/). Никакой аналитикой тут, разумеется, не пахнет, это дело историков, а  политики и журналисты грызутся за мифодизайн,  за выбор императива, стратегии, национальной идеи. В городах появляются Сталинобусы и Маннергеймобусы, в фейсбуке раздаются пощечины и крики «сам фашист!»

 

Ни для кого не секрет, что медийный проводник дискредитации победы - либеральная пресса, отстаивающая свободу предпринимательства и конкуренции. В этом году она особенно разбушевалась, и «антипобедные» выпады увенчали целую серию протестных выступлений и акций антигосударственного и антицерковного плана, воссоздав тем самым традиционную архитектуру, если так можно выразиться анти-территориального бренда - без царя, без веры и без родины. Пожалуй, так сферически, как в последний год, анти-космос не выглядел и в коллективном сознании не пребывал (я говорю сейчас о коллективном сознании креаторов, посетителей социальных сетей, читателей СМИ, активных блоггеров).

В речевой оборот вошли антагонистические словечки:  «креаклы» и «быдло», «либерасты» и «путиноиды», а столица украсилась двумя характерными топонимами - Болотной площадью и Поклонной горой. Болотная стала ассоциироваться с вязкой бессмысленностью оппозиции, а Поклонная - со слепой лояльностью тоталитарному режиму. Надо ли говорить, как «подвинулся» в связи с этим День Победы? Надо ли приводить гневные реплики, памфлеты, стихи и мемуары, вываленные в социальные сети в количестве, сравнимом с недавними мешками писем советской поры?

Стоит напомнить, что исторически победа над фашизмом (как и многие победы русского оружия) уравняла в едином пространстве мирного отечества «красных» и «белых», христиан и атеистов, стерла и уничтожила множество других социальных конфликтов, дала силы победить в себе обывателя. Страна получила негласный мандат на единый, многонациональный этнос несокрушимых и великодушных. Вера и мужество, народ и государство в очередной раз стали не только важнейшими маркерами национальной идентичности, но и базовыми ценностями малой родины, или, выражаясь профессиональным языком, инсайтом любого территориального бренда.

Эксперты-международники говорят о глобальной информационной войне как об ударной волне по сегодняшнему, уже сетевому, сознанию населения громадной, разваленной приватизацией державы и разлагающей патриотизм изнутри. И если раньше собирать   территорию воедино было прерогативой церкви, а затем - коммунистической пропаганды, то теперь изрядная часть этой работы лежит и на бренд-менеджменте. Сниженная бизнесом доля этой ответственности не уменьшает серьезности положения: без базовых ценностей, их поиска, нового синтеза и перекодировки в современные языки и форматы бренд, как продукт системный, будет нежизнеспособен. Или превратится в орудие оккупации. Неважно, чьей. Инструменты есть.

Исследователи территориального брендинга привыкли сетовать на косность властей, инерцию культурных институций и отсталость народного креатива. Действительно, проблем хоть отбавляй. Глубинка в массе своей боится экспериментов, не научена искусству коммуникаций, а весь дизайн - Георгий с копьем да медведь с трезубцем. Традиция неактуальна, а на геральдику у креативного класса установилась стойкая аллергия.

Хорошо, а что предлагают профессионалы? Оказывается, во многих случаях -  семиотическую пустышку, подчас не только непонятную, но и чуждую, и даже циничную. Реакция народа на такой брендинг обнаруживает безошибочно действующий инсайт, который ученым мифодизайнерам стоило бы уловить, оформить и развить.

Взять приснопамятный бренд Перми, в разработке которого приняли участие две звезды отечественного креатива - Артемий Лебедев  - дизайнер, глава одноименной дизайн-студии, и Марат Гельман - галерист, куратор, политтехнолог, директор пермского Музея современного искусства.  Вопрос об успешности бренда не обсуждал только ленивый, поэтому мы коснемся лишь отношения к названным выше базовым ценностям, которое, на наш взгляд, серьезно повлияли на характер и эффективность территориального брендинга, и не только пермского.

Недавно, в связи с праздником Победы, Артемий Лебедев обновил на страничке в жж, «по многочисленным просьбам читателей», весьма одиозный пост. Цитирую фрагмент:  «В России есть только один культ хуже православия - культ Дня победы. Священный трепет, придыхание, особая лексика, слова о памяти, приторная забота о ветеранах - все это вызывает приступы рвоты. Поездки молодоженов к ближайшему памятнику 1941-1945. Ежегодные установки новых памятников и мемориалов. Возрождение худших традиций советской монументальной художественно-графической пропаганды из цифр, картонных орденов Победы - не помешались ли люди?...  После победы над Наполеоном в России установили, может, 20 памятников.  После победы над Гитлером - десятки тысяч. И ставят до сих пор. Начиная от обязательного для каждой деревни покрашенного пятью слоями серебряной краски бойца, заканчивая тупейшими гранитными композициями в центрах всех русских городов». (http://tema.livejournal.com/1400033.html)

Текст (не поленитесь прочитать полностью) скандален и оскорбителен, так как непростительно смешивает народную веру с манипуляцией, наивность с пошлостью, любовь с лизоблюдством, а не пытается их разделить. Ситуация усугубляется тем, что перед нами - не частное досужее мнение: Лебедев - одна из авторитетнейших фигур в отечественной дизайн-индустрии, лицо одноименной корпорации, в которой работают замечательные художники. Любое его публичное выступление - вклад в репутационный капитал компании. Ему и его коллегам принадлежит оригинальный фирменный стиль Перми, который эксперты считают лучшим фирменным стилем территориального бренда. Пишут, что автор интуитивно угадал графему местного этнического орнамента. Но фирменный стиль - еще не бренд, как справедливо утверждают те же эксперты, поэтому ограничимся пока этой коротенькой сюжетной линией и обратимся к Марату Гельману.

Как оказалось, Гельман также в свое время сделал скандальное заявление, проведя в галерее на Винзаводе выставку Ильи Чичкана «Психодарвинизм» (2009), где использовалась арбатская шимпанзе в боевых наградах Отечественной войны. И все бы забылось, если бы не публикация проекта в Интернете. И если пермяки  поначалу реагировали на художественные и бренд-эксперименты равнодушно, то для жителей Краснодара распечаток с «компроматом» с злополучной обезьянкой было достаточно, чтобы сорвать в 2012 году выставку Icons, не имея ни малейшего представления о ее содержании (http://www.livekuban.ru/image/472099 и др).

А буквально на днях было перенесено открытие очередного краснодарского проекта Гельмана с одиозным названием «Осторожно, музей!» (для тех, кто забыл, напоминаем, что название отсылает к скандальной выставке «Осторожно, религия» (2003), возмутившая верующих. Прибавим сюда же проходившую на «территории» Гельмана - в галерее на Винзаводе выставку актуальной художницы Евгении Мальцевой в поддержку панк-группы Pussy Riot (открытие выставки также не обошлось без казачьего протеста).

Во всем этом сейчас любопытно лишь то, что тема православия и победы, веры и государства - в публичных выступлениях Лебедева и Гельмана оказались связаны в единый негативно-тоталитарный узел, единый образ территориального анти-бренда. С легкой руки неутомимого куратора этот образ пошел гулять по городам и весям: скандалы гремели в Москве, Краснодаре,  Новосибирске, Петербурге). Интересно и то, что обезьянка оказалась, по слухам, арбатской, а кураторская практика Гельмана протянула к брендингу ниточку из соц- и поп-арта периода «перестройки» и далее - диссидентским флюидам «оттепели».  Стало быть, своего рода тоже  - традиция, когда-то питавшая критический ум, а ныне приватизированная рынком и застрявшая в горле территориального брендинга.

Обратная реакция вполне адекватна: костюмированные акции (казаки, священники, народ) и вандализм по отношению к сооружениям инфрастуктуры и арт-объектам, крестные ходы вместо оппозиционных митингов, молебны и выставки в защиту поруганных святынь. И если на расположение столичной арт-критики «ряженому быдлу» рассчитывать не приходится, то бренд-менеджмент территорий не может не учитывать потребительского инсайта. Разговоры о том, что в отсутствие национальной идеологии территорию можно продать, как колбасу, сегодня уже неуместны.

Кстати, проверить жизнеспособность Пермского бренда и пофантазировать на эту тему может каждый. Вот и я «погуглила» и нашла несколько любопытных вещей, точнее, топонимов. Просто спросила себя: на что бы я обратила внимание в Перми? Где тут пермский дух, из чего можно извлечь инсайт и скроить бренд?

Во-первых, Троицкий кафедральный собор - центр православной Перми.

Во-вторых,  памятник «Молот», открытый 7 ноября 1920 года на месте проведения в 1905 году первого в Перми политического митинга. Жемчужина регионального конструктивизма. Автор - заводской чертёжник В. В. Гомзиков. Инвестор - рабочие завода. Прототип - реальный паровой молот завода в Мотовилихе. В центральную часть памятника вмонтирована урна с прахом рабочего, участника трех революций, героя труда С. А. Звонарёва (1876-1932). Говорят - это сердце. Известно также, что в 1963 году у памятника на Вышке был зажжён Вечный огонь, доставленный от первой мартеновской печи завода им. В. И. Ленина (бывших Пермских пушечных заводов), а 22 апреля 1970 года был открыт и музейный комплекс с диорамой. Народу к этому уникальному конструктивистскому сооружению ходит мало, в основном, пишут, «Вышку» посещают влюбленные парочки.

И в-третьих,  гранитное сердце у пермского Института сердца - единственного на Урале областного медицинского центра кардиохирургии. Автор - скульптор Н.Хромов. Анатомически точная копия главного человеческого органа.

Каждый топоним являет уникальный синтез формы и содержания, тела и духа, языка и объекта. Каждый на своем уровне поднимает трансцендентную тему бессмертия и преодоления. Подобные вещи можно назвать гомеопатическими структурами идентичности или местами силы, из которых можно строить сколь угодно длинную цепочку территориального ДНК. Здесь невозможно нытье и словоблудие, зато можно создавать предметы гордости и исправлять ошибки. Такая земля принадлежит всем и не ляжет под оккупантов. И как бы не разбрасывала политика и история людей по разным лагерям, у них есть общая «точка сборки». Вы согласны? Ваши варианты? Я уверена, что в Перми есть еще, на что посмотреть и что придумать. Повторюсь: речь не идет о готовых решениях, речь идет о смыслообразующих структурах, из чего бы не состояли.

А сейчас - несколько артефактов недавнего пермского брендинга. Как ни странно, они конгениальны моим находкам. Есть Собор с одной из выставок актуального искусства. Есть конструктивистские человечки на здании Законодательного собрания. И есть логотип-ворота в Пермь. Все так, да не так. Инсайт другой.

Как карета - в тыкву, храм превращен в клистирню, футурологическая усыпальница - во властный институт беспечных и безголовых «болванчиков», образ - в букву, вызывающую иронические улыбки, ведь теперь в Пермь въезжают через «П» (а что будет, доберись Лебедев до города Жигули?).Игрушки разгоняют скуку, развлекают, знакомят с новыми формами, ерничают. Вот, собственно, и все.

Можно, конечно, включить постмодернистский репродуктор и застрочить  ковровой бомбардировкой о «деконструкции», «апперцепции», «дискурсе» - народ этого не поймет, но ухватит одно: вместо великой, конструктивной, созидательной идеи подсовывают банальное трикстерство, пустышку. Есть моменты, когда смех укрепляет, а без причины он ослабляет и раздражает. В такие моменты Дюшанов писсуар воспринимается буквально - как подмена, а не перекодировка. Точно так же, как пермяки - букву «П», восприняли питерцы «инсталляцию» группы «Война» «Х... в плену у ФСБ»: в 2011 году протест против силовых госструктур выглядит беспричинным, выхолощенным и даже коммерческим, учитывая европейские "гастроли" арт-группы.  Такие вещи ослабляют дух территории и населения. Был бы рисунок на Литейном мосту посвящен питерскому «Газоскребу», он моментально стал бы вертикалью, объединяющей людей. Территориальный брендинг должен хорошо чувствовать место и время для проявления инсайта. Дитя коммерции, он не должен быть продажен - из риска превратиться в актуальную ненужность или вторичную инфраструктуру.

Еще один показательный пример - недавний скандал вокруг волгоградского брендинга, завершившийся публичными извинениями власти перед населением и признанием авторитета города-героя. Конфликт и слухи вокруг него весьма показательны: брутальная защитница - статуя «Родина-мать» на Мамаевом кургане -  скульптурный оппонент Нью-Йоркской Статуе Свободы, показалась слишком мрачным, слишком неудобным для повседневной жизни горожан. Ее на майках и кружках не распечатаешь. Далее дизайнерская мысль не идет,  гораздо легче ребрендировать пространство какими-нибудь условными арбузами, открестившись, заодно от попыток вернуть городу имя «Сталинград» (http://topwar.ru/21602-novyy-simvol-volgograda-vmesto-rodiny-materi.html, http://topwar.ru/21602-novyy-simvol-volgograda-vmesto-rodiny-materi.html).

Не стоит сетовать, что инициатива территориального брендинга в таких случаях неизбежно переходит к властям, надо учиться развивать традицию, для чего, хочешь-не хочешь, придется поработать с такими вещами, как преодоление страха смерти, жажды материального успеха и культа комфорта. И только решив философские вопросы, можно спокойно заниматься инфраструктурой. Особенно на этом настаивает Волгоград, где каждая пять земли - жертвенный крест.

Возможно, не придуманные идеи, а реальные места и моменты силы являются сегодня индикаторами состояния и потенциала территориального брендинга. Изучать их необходимо, задавая себе главные вопросы, а не заполняя анкеты о цветовых ассоциациях, как мы это недавно делали, обсуждая бренд Москвы.

Кстати, в последнее время проходит множество семинаров и лекций о том, как придумать бренд неприметному в культурном и природном отношении месту. Мне запомнился один пример: мэр маленького захолустного европейского городка, где остались только старики и собаки, подсчитал, что в нем имеется наибольшее количество средневековых памятников на душу населения. Городок попал в Книгу рекордов Гиннеса и в него хлынули туристы. Сами понимаете, это не наша история, да и вообще не история. Попробуем развернуть вопрос иначе: как обновить сакральные пространства, как на базе главных императивов и топосов соединить ключевые территориальные бренды в единый многонациональный бренд, и уже под влиянием сакральных структур делать открытия в «слабых» местах. То есть, не «кофе пить будем, и  державу подымем», а наоборот. Естественно, изменится взгляд и на региональную конкуренцию - она перестанет быть прямой, она станет косвенной, духовной, прежде всего. И потребует соответствующей интеграции в экономике, где именно сегодня можно будет проявить и историческое чутье, и такт.

То же самое касается давнего дизайнерского спора о том, что лучше - старинный герб или минималистическая абстракция. Рано радоваться  коммуникативным свойствам логотипа I'm Siberian, стоит вначале добиться того, чтобы, скажем, усадьба Строгановых стала супер-офисом отечественной промышленности, любимым местом посещения местных рабочих, а не привелегированных гастрабайтеров. Тогда у дизайна появится инсайт, а Амстердам пусть кусает локти: его логотип приобретет досадную омонимичность. Пусть доказывает, что эгоцентризм все еще в моде.

И, наконец, не стоит демонизировать каналы коммуникации. Когда Бодрийяр писал о сакрализации телевизора, он был абсолютно прав, но не учел одного: пульт с кнопкой может оказаться в руках людей, сознательно отказавшихся от манипуляции. Тут вообще любой гаджет подойдет. И вместо карго на симулякре вдруг возникнет архангел на белом коне. Вся задача территориального брендинга - предугадать его неведомый язык. В этом смысле мы пока не шибко креативны. Вместо того чтобы вдохнуть силы в тело исторически меняющейся повседневности - начиная от древних памятников и заканчивая современным искусством -  мы ведем войну бренда с инсайтом.

То же самое можно сказать и про институции: если сегодня их репутация подмочена, то это не значит, что внутри дизайн-студий и кураторских проектов нет хороших начинаний - разумеется, есть. Несколько примеров.

Эркен Кагаров -  сотрудник студии Лебедева. Вживил «стрелку» в ярославский герб и сделал ее, наряду с традиционным медведем, коммуникативным курсором бренд-стратегий. Что будет дальше - посмотрим, но условия для развития традиции в динамичной среде дизайнер создал. (http://www.advertology.ru/article111951.htm). Это, кстати, прецедент более глубокого, пусть пока только графического, прочтения традиционного логотипа. Многие сегодня искренне считают геральдику чем-то вроде машинки «Зингер» или часов с кукушкой, не пытаясь извлечь и вырастить до современных заложенные в нем смыслы. Кое-кому не по душе «неприветливый» Георгий Победоносец. А вот британский лев никому своей хищной, плотоядной мордой почему-то не мешает. Видимо, потому что британцы видят связь между прошлым и будущим и свободно переводят с языка на язык.

У нас эта связь и нарушается, и не замечается, так что приходится возвращать традицию волевым усилием. Так, в ответ на  нелепый логотип России, нарисованный неизвестно кем без объявления конкурса под покровительством «Ростуризма», Кагаров опубликовал свое решение, обыграв авторским шрифтом купол собора Василия Блаженного. Помимо пластических достоинств и высокой степени визуальной узнаваемости,  логотип обнаруживает синтетический метод: «обвивающий» купол триколор символизирует союз церкви и государства - византийский синкретизм духовной и светской вертикали, вечности и истории.

К слову: место силы подобно смыслообразующей клетке кроссворда, который никогда не возможно заполнить до конца. Знаменитое Тютчевское четверостишие - не поэтическое недоумение, а указание на синтетический способ сопряжения смыслов. Сравните с кроссвордом эвфемизмов, где слово известно, но запрещено к произношению. Скажем, «буква, обозначающая место, куда вы бы не хотели, чтобы вас послали». В этом смысле логотип Перми нуждается, скорее, в реабилитации, чем в домысливании, что предполагает совершенно иной  способ вовлечения и коммуникации. Во всяком случае, Лебедевская орнаментальная «П» оказалась не в этническом, а в ироническом контексте, интересная работа попала в двусмысленную ситуацию. Место силы, большая идея - это не высокий статус, как можно ошибочно полагать. Это место роста, превосходящего коммерческий рост. Место встречи, превосходящее целевую аудиторию. В этом смысле место силы  может быть космически пусто, даже мертво, но не бессмысленно. Как Припять. Это место не приносит прибыли, но во много раз увеличивает ценность любого другого места.

Логотип Кагарова закладывает идею триединства, фрактальной многополярности, пластически побуждая ум к синтезу. При этом зритель может рассмотреть слово и «западным» (прямым, логическим) и «восточным» (орнаментальным) взглядом: название  страны написано дважды. Вот вам пример творческого «вписывания» авторского жеста в традицию.

Непрофессионал так, разумеется, не нарисует, о чем свидетельствует многочисленный и печальный опыт региональных конкурсов (один из самых одиозных - курский). Но зато с инсайтингом у народа все в порядке (см результаты конкурса слоганов в том же Курске http://www.rg.ru/2012/11/30/rebrending.html). Поэтому вполне логично выглядит идея двуступенчатого конкурса:  на народный инсайт и на профессиональный дизайн. Эту идею тоже предложил Эркен, и она является важным дополнением к коллективному желанию дизайнеров учредить авторитетную, независимую от чиновников, институцию, способную привести в порядок русский дизайн, включая брендинг территорий.

В кураторском проекте Марата Гельмана Icons участвует Гор Чахал с мультимедийной работой «Солнце правды, добра и красоты». Художник многие годы исследует и интерпретирует православную традицию, соединяя христианский миф со стиией огня. Описание проекта можно найти здесь http://www.chahal.ru/data/texts/tsun_of_truthr.htm, я же отмечу несколько ключевых моментов, которые, как мне кажется, задают сходную с дизайн-методом Кагарова синтетическую систему координат для брендинга территории.

Проект посвящен Земле, Богу и Человеку и призывает очистить сознание от секуляризации, а культуру - от технократизма (что в переводе на язык территориального брендинга означает отказ от безоговорочного диктата прибыли и инфраструктуры). Каждый из трех образом содержит и субстанцию и синтез. Земля, территория - бесконечный, «фрактальный» слой уходящих в глубь веков горящих и нетленных предков. Огонь трансформирует прах в литургический хор, уничтожение - в преображение.

Бог проявлен как мерцающий палимпсест из всех своих именований, используемых в книгах Библии. «Имя это по святоотечскому преданию есть ключ, открывающий двери Царствия Небесного». Художник использует фотографию, видеоарт, флэш-анимацию бесконечной длительности, построенную компьютером с помощью генератора случайных чисел (вот и ответ Бодрийяру). Человек же предстает в виде божественного тела, танцующего в солярном хороводе. Фигуры отсылают одновременно к скульптуре Античности, живописи Возрождения и древнерусской иконописи.

Интересно, что православием мыслится художником как уникальный, подобный огню, синтетический метод сплавки тела и духа, мировоплощения красоты (автор обращается не только к философемам Иоанна Лествичника, Достоевского, Чехова, Федорова, но и к народной поговорке «добром житье кудри вьются, в худом - секутся или с доброго слова, что с золотого блюда»).

Точно так же, как святое - греху, красота и социальное здоровье противопоставляется безобразию, а очистительный огонь уподоблен беспощадному умертвителю греха. «Насколько дерзнет, сколько сумеет человек» - вопрос для каждого этноса, для каждой земли, для каждого человека и  художника. «Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе» (Мф.18:18).

Как видим, пространственно-временная структура русского православного космоса позволяет оживить традицию, сделать ее универсальной и перевести на современный язык  - интеллектуальный и народный. Понятно, что новая традиция не снимает вопроса о сопротивлении социальной или административной среды. Но она этот вопрос переформулирует и дает культурным институциям шанс на конструктивный диалог. Пусть не чиновники и не музейщики, пусть художники и дизайнеры дерзают развивать традицию. Строить - не ломать.

Заметьте, Эркен Кагаров и Гор Чахал - не русские имена. Это любопытно в свете размышлений о социальной неустойчивости, маргинальности постсоветского пространства, где только личные связи и имеют вес (например http://www.vedomosti.ru/var/bansrc/2013/26fbd4.html#!http://www.vedomosti.ru/opinion/news/11931461/svoi_lyudi?full#cut). Возможно этот вопрос, как и многие другие, стоит развернуть иначе и, обнаружится «отсутствующая структура», способная впитывать, синтезировать и преображать традицию в любой точке пространства и времени.

Напомню здесь еще о двух проектах, основанных на синтетическом, глобальном и традиционном восприятии пространства и человека - «Сверхновая Москва» Алексея Бляева-Гинтовта (http://www.advertology.ru/article103642.htm) и «Стратегическое наследство» Сергея Сонина и Елены Самородовой (http://www.advertology.ru/article114141.htm, http://www.advertology.ru/article114406.htm). Важно, что в основе художественных фантазий помимо глубоких религиозных, философских, исторических - реальный город и реальное производство, реальная социальная практика. "Территориальный бренд", точно так же, как и "нематериальная ценность" - бизнес-эвфемизмы, восходящие к Богу и Отечеству, как его понимает тот или иной этнос. Но ни в коем случае не наоборот. В этом и состоит ответственность и художника. и креатора. Обновленная традиция - укорененное Невозможное.

Еще пример: пару лет назад в Екатеринбурге группа совсем молодых художников (среди которых и Лебедевцы есть!) - Сергей Клещёв, Кирилл Воронков, Павел Ракевич, Александр Петров, Мхаил Скворцов, Екатерина Хамудисова , Дарья Захарова, Светлана Спирина, Злая Голова, Мария Шапкина, Сергей Соловьев, Иван Клейменов, Светлана Быкова, Илья Демаков, Анастасия Сазанова, Иван Тимаков -  почтила память павших солдат замечательным огненным проектом, по структуре вполне конгениальным проектам москвичей. С помощью огня, бинтов и фотографических проекций были сделаны портреты четырех уральских и двух безымянных солдат. Затем их разместили в оконных проемах заброшенного госпиталя, принимавшего раненых в во время Отечественной войны. Толщина бинтов соответствовала тону рисунка, времени и характеру горения, что позволяет соотнести произведение с фрактально-пластовой структурой палимпсестов Чахала. Это интуитивное, структурное сходство мышления художников разного возраста и опыта тоже - интересный и показательный феномен (подробнее о проекте см. http://mladovesti.livejournal.com/368311.html?thread=1650359)

«Вечный огонь» смыл дождь, а «Солнце правды, добра и красоты» прошло тяжелое горнило антигельмановского протеста.

Отдельно стоит сказать об активной работе художников с природными стихиями, их мистериальном осмыслении. Природа - основа этноса, его алхимическое, субстанциональное измерение, столь же невыразимое и таинственное, как имя Божества.

Два проекта: Рашид Кимуне (франция, 2011): инсталляция на берегу моря из трофейных шлемов русских, немецких и американских войск Второй мировой. "Лаборатория Театрика" (Россия, 2013)  - яблоневый сад из предметов трофейного и современного вооружения в Камергерском переулке.

Черепашки Кимуне напоминают Припять, оставшуюся наедине с Космосом, зачищенный до основания материк, отброшенный на миллионы лет... Театриканский сад - из касок, пулеметных гнезд, танковых люков, орудийных стволов, с фигурой бойца и двумя «улитками» - в гуще толпы. В нем -  страх и надежда, горе и радость, празднующая толпа и братская могила. Народ быстро уравновесил зеленую «стихию»: зажег свечи, воткнул гвоздики и превратил сад в мемориал. Люди буквально «липли» к месту: ветераны ощупывали каски - удостовериться в том, что они настоящие, молодежь фотографировалась, дети тянулись к «плодам». Это можно было  назвать нескончаемым интерактивом, одухотворенной инфраструктурой, как угодно, но задачу свою - связать в единый этнос стариков и детей, богатых и бедных, умных и глупых, живых и мертвых -  проект выполнил.

«Лаборатория Театрика» - независимая институция. Это показательно, как и то, что других художественных проектов в жанре уличного или концептуального искусства, посвященных великой победе, кроме фестиваля граффити, Москве не случилось. Не вписывается патриотизм в идеологический контекст современного контемпорари-арта - и главным образом, из-за иронического, ерничающего «червячка» в кураторском мозгу.

А сад из касок распространил широкое облако метафор - от Райского сада  до Вишневого, от Маяковского Города  до Кэрроловского Зазеркалья. Можно спорить о характере и смысловом наполнении любого подобного проекта, но бесспорно одно: он должен чувствовать, поддерживать и развивать традицию. Не исключено, что лень чиновника обернется здоровым консерватизмом, глупость потребителя - искренностью, а креативная «фишка» - талантливым решением.