Леонид Парфенов: "Вместо телевидения предпочитаю читать газеты"

- ВЫ НЕСКОЛЬКО раз вынужденно уходили с телевидения, в последний раз вас уволили. Вы ведь неглупый человек и прекрасно понимали, на что шли, открыто конфликтуя с властью. Неужели эти "уходы в никуда" вас ничему не научили?

- Я не конфликтовал специально, а просто много работал, иногда больше других коллег: документальных сериалов снял точно больше всех. И последняя программа "Намедни", по меркам тележурнала, была огромной - какой-то инфоблокбастер. Но много работать можно только свободно: когда, собственно, профессионализм - главный критерий. И мои конфликты - только с теми, кто насаждал критерии внепрофессиональные.

- Часто взгляды Запада и России на проблемы Ирака, Чечни, Украины и др. сильно отличаются друг от друга. Не окажетесь ли вы на посту главного редактора западного издания рупором Дяди Сэма? Иначе говоря, не будет ли журнал настроен проамерикански?

- Мы делаем российский журнал, а не переводной слепок с американского или европейского. Но, разумеется, с использованием "ньюсуиковских" принципов. А что такое взгляд России? Взгляд российской власти? Журналистика вообще не рупор власти - ни российской, ни американской. Или она не журналистика. Мы пишем о взглядах разных людей. Многие россияне не любят Америку, мне и самому скорее нравится Европа - ну и что? Мне Дядя Сэм никаких заданий не дает.

- КАКУЮ историческую эпоху, на ваш взгляд, больше всего напоминает сегодняшняя ситуация в России?

- Никакая эпоха буквально, конечно, не повторяется. Какие-то черты сходства можно найти и с эпохой Николая I, и с временем Александра III, и с брежневской порой. Но есть и вполне модернизационные вещи. Например, пресловутый 13%-ный налог. На этом список либеральных свершений почти что заканчивается. Появились некоторые упрощения для малого и среднего бизнеса, высокая степень свободы частной жизни людей, которые с общественной жизнью и политикой никак не связаны. Вообще российская свобода живет в большей степени не во фракциях и партиях, а, скажем, в Интернете. Сюда стоит добавить фантастический потребительский бум - тоже какое-то проявление свободы. Это все-таки ценное приобретение в нашей стране, где несколько поколений были измучены потребительской несвободой.

С другой стороны, снова великодержавность и разговоры о гордости за особый путь, которые ни к чему хорошему не приводили в нашей истории. Наоборот, национальная фанаберия, ощущение собственного величия чаще всего нас и губили. У нас на самом массовом канале в авторском журналистском тексте польские власти называют ляхами. Я недавно был в польской редакции "Ньюсуик" в Варшаве: дай нам Бог дожить до уровня польского капитализма. С высоты каких собственных достижений мы так говорим о них?

- Погружаясь глубже в историю страны, что вы ТАКОЕ поняли про Россию, чего не знали раньше?

- В истории России есть все. Можно выстроить любую тенденцию и доказать: вот это и есть Россия и русский путь. Но, слава богу, при таком богатстве самых разных явлений русской цивилизации всегда оставался какой-то выбор. И нет никакой единой России и никогда не будет - кроме разве что бюрократического урода, который неспроста пишется в кавычках. Набоков и Лебедев-Кумач, Витте и Фрадков в одном флаконе - это, что ли, единая Россия? Лично для меня таков главный исторический вывод: Россия, вопреки представлениям, по духу либеральная страна и непредсказуемое разнообразие сильных талантов, которые проявляют себя совершенно неожиданно, - это главное богатство и главная надежда.

- ВЫ телевизор часто смотрите?

- У меня есть привычка смотреть новости (не каждый день, иногда пропускаю и читаю в завтрашних газетах).

- Каким стало, на ваш взгляд, телевидение сегодня?

- Большинство телепродуктов все-таки снимается не для меня. Я смотрю телевизор, чтобы иметь представление, например, о "Московской саге", "Последнем герое", "Стрессе" или "Принципе домино". Но я не буду потом пересматривать серию или ждать очередного выпуска. А что касается новостей, то все и так видят, во что они превратились. Это счастье для ТВ, что не существует "подшивок". Если пересмотреть эволюцию новостей об Украине за последние три месяца, то утратишь всякую веру в стыд и совесть. Но никто не боится, что зритель скажет: "Ведь совсем недавно вы говорили ровно противоположное, и это тоже было "информацией". Вы думаете, что мы все умерли?"

- Зачем вы тогда смотрите новости?

- Ну есть ведь какие-то новости, где необязательно проводят идеологическую линию. Хотя вы правы, я все чаще их не смотрю. Предпочитаю читать газеты. По крайней мере, чтение статьи можно прервать и перейти на другую. Телевидение, увы, не прокрутишь вперед.

- "Дело "ЮКОСа" на какие мысли вас наталкивает?

- Прежде всего, что такое еще возможно. Это слишком соблазнительный пример, для того чтобы его не повторить. Все предыдущие "войны с олигархами" каждый раз проводились под лозунгами "Ну вот этот, и все", потом "Ну еще и вот этот". Это же определенная линия на огосударствление, то есть присвоение бюрократией, и власть даже не скрывает теперь, что с самого начала все так и замышлялось.

- Телевидение, по-вашему, должно быть духовным?

- Я ненавижу это слово. Телевидение должно быть таким, чтобы его хотели смотреть. Оно должно отвечать потребностям аудитории, и нужно с уважением к этим потребностям относиться. А потребности сегодня таковы, что телезрителям больше хочется "Кривого зеркала" и "Аншлага". Но нельзя хамить людям и говорить, что они не доросли до чего-то. Все попытки насаждать духовность, как картофель при Екатерине, ни к чему не приводят. Есть, в конце концов, твой собственный профессиональный выбор. Не все газеты - желтые, не все журналы - глянцевые. Не все телевидение - сугубо развлекательное. Но надо стараться увлечь зрителя. В программе "Намедни", мне кажется, удавалось сочетать и качество журналистики, и массовость интереса к этим нашим попыткам.

- У ВАС никогда не возникало желания уехать из России?

- Это моя страна, моя родина, моя судьба. У меня нет другой. У меня нет той профессии, которая позволяла бы мне жить за границей и чувствовать себя востребованным. У меня всегда было очень острое чувство и своей страны, и своей родины - той, что называют малой. Я из Вологодской области, поэтому мне даже внутри России в другом климатическом поясе уже непросто. Вынося за скобки особенности профессии, я просто по-человечески не смог бы жить в Черноземье или на юге. Из-за другого темперамента людей, говора, да чего угодно. Для меня это какая-то другая Россия. В населенном пункте без реки или в степи я бы не смог жить. Если за последним домом не стоит глухой стеной лес, это для меня непонятно.

- Однако живете в Москве, где река грязная, а нормальный лес начинается бог знает где.

- По-настоящему москвичом я не стал. Я помногу живу за городом, на лесистом участке: сосны и елки, настоящий бор. А пока не нашел соответствующее моим представлениям место, я не понимал, что такое загородное жилье.

- У нас получается какой-то неюбилейный разговор. Может быть, есть в вашей жизни что-то такое, что внушает вам чувство оптимизма?

- Бабушка говорила: что ни творится - все к лучшему! У меня стихийно именно такое оптимистичное убеждение. Хотя понимаю, никаких рациональных аргументов в его пользу нет. Но уныние - страшный грех.