Мейнстрим там, где нас нет

В флиале ММСИ в Ермолаевском и «Гараже» проходит выставка московского Медиафорума. 25 работ отечественных и западных  художников в отличном галерейном дизайн-решении, толстый каталог с подборкой фундаментальных статей по истории и теории медиа-арта и окончательная «отстройка» от кинотеатра.

Да здравствует полиэкранное пространство галереи и зритель-фланер, долой вечно аплодирующий иностранцам и утомительный конкурс видеоарта - несколько победителей студенческого конкурса сменяют друг друга на маленькой панельке четвертого этажа «Ермолая» как финальный экспозиционный штрих.

Тема нынешнего форума - «расширенное кино». Питер Гринуэй на одном из прошлых медиафорумов выразился категоричнее, заявив о том, что медиа-арт, в отличие от классического - нарративного и логоцентричного кинематографа - и есть подлинное кино, и медиафорум с ним согласился. Но одно дело соглашаться, другое - выдавать качество. И вот сегодня Медиафорум превратился в добротный арт-проект, каждой работой иллюстрирующий тот или иной теоретический тезис. Здесь вам и полиэкран, и эксперименты с проекционной поверхностью, и растягивание/сжатиие времени/ пространства, и альтернативные герои, и эксперименты со звуком, и виртуализация среды, и киноредимейд, и вербальные игры.

Можно стать архаическим чужаком в отаре пугливых овец или наоборот, затеряться в круговогом супрематизме степных юрт и орнаментов. Можно застыть картиной и ожить вновь, можно сыграть в бесконечность на фоне метели или разрушающегося дома. Можно не смотреть на картину, ограничив себя бегущей строкой описания, можно вместо кино слушать   перевод под механические звуки аппаратуры в кинобудке. Можно сложить пульсирующий вечностью калейдоскоп из созерцаемых экзотических животных и погрузиться в коллекцию суицидальных фрагментов мирового кино, поставить библейскую притчу в домашнем театре и заменить слово куда более откровенной барабанной дробью. И так далее, и все это - яркие и сочные повороты деконструируемого привычного языка в новые медиа-месседжи.

Если говорить о методе и приемах, то  всякая стабилизация в контемпорари-арте (а именно таковым по отношению к кинематографу и является медиа-арт) представляет особый интерес для рекламы. Все отработано: иди и бери.

Но это еще не означает успеха.  Дело в том, что медиа-арт (в случае медиафорума больше видео-арт) перестал быть тем «неформатом», о котором столько лет говорилось на медиафоруме. И если нарицательного «голливуд» для медиа-арта еще не придумано, то это уже пора сделать.

Голливуд не любит рисковать, вот и на нынешнем медиафоруме не так много новых отечественных работ. Произведения известных художников -  Юрия Альберта, групп ТОТАРТ и СИНИЙ СУП, Виктора Алимпиева - хоть и вполне добротные,  воспринимаются без особого энтузиазма, «не вставляют».

Возможно, тема «расширенного кино» подхлестнула «голливудское» впечатление: кажется, ни разу медиа-арт не оказывался в столь провокационной ситуации. И дело не только в том, что он  уже стал частью авторского кино-мейнстрима, но и в той ключевой, взрывной роли, которую этот медиа-арт играет в фильме. Я не имею сейчас в виду внешние спец-эффекты и прочие «аватары», которыми переболел, вместе с кинематографом,  и сам медиа-арт, а о самих методах,  приемах и образах, меняющих наш внутренний мир.

Первое, что начинает обуревать сознание на выставке - кинодежавю, воспоминания о тех или иных просмотренных фильмах. Рядом с артхаусом медиа-арт, воюющий с наскучившим нарративом, причинно-следственной связью и другими проявлениями «линейности», кажется пустоватым. В кино на ударный медиа-эффект тратится, условно говоря, полтора часа повествования, сублимировавшего месяцы усиленной режиссерской, актерской, операторской работы. Прием работает на идею. И тут что угодно - ярко-розовый тон в «Сломанных цветах» Джима Джармуша или чучело лисы в «Антихристе» Ларса фон-Триера, блеющее стадо коз в «Четырежды» Микеланджело Фрамартино или архитектурные вибрации фильма Томаса Ределшаймера об Эвелин Гленни «Touch the sound»   - что называется, «вынесет мозг». Этот момент и остается  в голове, и придет во сне  - одинокой синекдохой, проекцией на невидимый, внутренний фильм. Таким же образом взрывает наш обыденный опыт медиа-арт, с той разницей, что кино мы часто переживаем куда острее, чем собственную жизнь.

Столкновение в зрительском мозгу медиа-арта и кино начинает напоминать соревнование простого прохожего и профессионального артиста.  Сами понимаете, каким самородком должен быть этот прохожий, чтобы обойти коллегу. Это должна быть труппа Киры Муратовой, как минимум... В этом смысле работа Гэри Хилла «Звонит ли колокол в пустынном небе», где Изабель Юппер, застигнутая врасплох камерой, бесконечно решает, кем ей быть - актрисой или самой собой  - представляется знаковой - она одновременно и тонка и... мелка - встреча на капиллярном, почти неуловимом уровне и по ничтожному поводу происходит... со звездой. «Просто это моя любимая жвачка «Орбит» - говорит в таких случаях Кристина Орбакайте. Помните недавнюю инсталляцию Гэри Хилла в Москве, когда на нас со стены смотрели, переминаясь с ноги на ногу и переживая съемку, простые люди, снятые в человеческий рост? Это было и сильно. и стильно. Вспомним и Ренату Литвинову, играющую в Муратовской «Мелодии для шарманки» актрису Ренату Литвинову - не статус, но гниловатый звездный дух.  А инсталляция Хилла преподает лишь интересный прием, заставляя задуматься о тонкости материй и границ.

Так или иначе, это первый Медиафорум, оставивший меня без потрясений. Без Кена Джейкобса, Ив Суссман, Питера Гринуэя, Риочи Курокавы, того же Гэри Хилла и многих других - феерических, разных, по-своему зажигающих и вызывающих споры.... Посему, переходя на личное, и делюсь тем, что приглянулось и вызвало размышления.

Работа Павла Кузнецова «Подснежник» - коротенький студенческий парадокс   - тоненький окурок, тлеющий в заснеженной лужице, образует вокруг себя двусмысленную сферу несуществующего цветка, трагического и прекрасного. Ловлю себя на мысли - «для будущего фильма». Одноименная работа группы «Провмыза», наоборот, обширна и длинна:  хрупкую бело-чернь поля, кустов, леса и человечка с собакой растворяет и поглощает возникающий в метели вертолет. Здесь минималистичные раздумья ксилофона сменяет тревожная вибрация механизма. Похожие "моторные" шумы чудятся и переливании волн с экрана на экран в композиции Фионы Тан «Подъем и падение». Сюжет намеренно обыденен и даже слегка гламурен: немолодая дама - в постели, за умыванием-одеванием и прогулкой по парку вспоминает молодую себя. Привычные движения рождают резкие взлеты памяти, смываемой прибоями забвения. Серые стены, умный вертикальный дизайн проекций, тонко подобранный, самостоятельный саунд, отдающий вдруг техногенным урчанием. И у «Провмызы», и у Фионы Тан нет речи о таперстве, звук параллелен изображению, как еще одно, невидимое, видео, и это воздействует.

В работе Silent Horison Юрия Календарева и Евгения Юфита шумовой саундтрек, включающий биение сердца, родился раньше картинки, и должен возникнуть от прикосновения к большому круглому бронзовому билу, озвучивающему наши воспоминания о находящихся за стеной фото-видео сцен о   таинственных  встречах со смертью, с прошлым, с невозможным.  Эта работа не просто меняет пространственно-временной континуум восприятия, но является тихим генератором наших внутренних катастроф, ощущаемых при созерцании, движении, воспоминании, контакте. Правда, музейный формат бить в било не разрешает, но наводит на мысли о необходимости взаимодействии инсталляции и живого перформанса.

Еще одна любопытная работа  - «Это не Cure» Бориса Элдагсена. Две пары стариков, точнее, старческих голов обмениваются друг с другом отчаянно-упадническими текстами в сопровождении мотивов из Вагнеровских «Сумерек богов». Сюжетов смерти на нынешнем медиафоруме хоть отбавляй, но тут есть характерная деталь: то, что говорит бабушка, мы читаем - бесстрастно бегущей строкой на напряженном лице дедушки, стоя спиной к говорящей. И начинаем вращаться внутри этого безнадежного закатноевропейского колеса, получая в спину «шпенглерово» излучение.  Мелодраматический диалог женщины с барабаном в работе Анри Сала «Ответь мне» кажется, хоть и новаторской, но, все же, менее выразительной по сравнению с этой лейденской банкой. Точно так же, как и зацикленные на самих себе в будке киномеханика, «Переводы» Ильи Пермякова кажутся остроумным ходом по сравнению с мистериальным импульсом Календарева-Юфита. Это я к тому, что смена кодов, изменение пространства и другие приемы, будучи блестяще отработаны и поданы, не всегда позволяют различить в упаковке продукт.

Справедливости ради, стоит сказать, что у мейнстрима, помимо качества выделки, есть одно скрытое достоинство - культурно-национальный срез. Шедевры заставляют забывать о времени и пространстве, мейнстрим же, наоборот, маркирует его. Вот несколько характерных примеров.

«Благовещение» Эйи-Лиизы Ахтилы - на тему неуловимости и непостижимости знакомой и затертой христианской легенды. Сила контраста простых и некрасивых, будто деревянных лиц и фигур финских женщин, рассуждающих о том, как это могло происходить с девой Марией и таким образом репетирующих спектакль, и долгих кадров с заснеженным рождественским лесом - прекрасный ход, но для меня - явно недостаточный для того, чтобы прочувствовать смысл. Помогает пресс-релиз: оказывается, перформанс делают студентки института дьяконисс, ведь в Финляндии женщина может стать священником! После этого фильм смотрится совершенно по-другому, и финки превращаются в  национальные орудия  Промысла. И становятся понятны забавная безыскусность обстановки (например, пролетающий сквозь бутафорскую раму на веревках неказистый «ангел», опять же, наивный, открытошный лес. Так бывает с рекламными роликами,  в которых не язык и не идея, но укорененный в быту мотив отношения к миру обеспечивает мощный эмоциональный отклик «иностранца». Посмотрите финские ролики и посмотрите видеоарт Ахтилы, и вы почувствуете Финляндию. Быть до мозга костей финном - достаточное условие для эстетического успеха.

Не менее яркий пример - фильм китайца Яна Фудуна «Пятая ночь». Художник на медиафоруме не в первый раз, и работает в излюбленном и традиционном для медиа-арта жанре полиэкрана.   Предмет нынешней инсталляции  -  съемочный процесс как переживание. Действие происходит на площадке, где самым активным образом... ничего не происходит. Разве что чинят остановившийся трамвай - справа и переминается парочка неудачливых пассажиров слева. Черно-белое, как старая фотография (или древнекитайская живопись тушью?) фланирование юноши и девушки - психоделическое и многоракурсное с аквариумами и цифровыми характеристиками в центе - напоминает Карваевское «Любовное настроение». Ян Фудун - простой китаец, обладающий врожденным, как разрез глаз,  эстетическим вкусом. Это национальная черта, что бы Фудун ни делал - снимал ли собак на пустырях или фэшн-ролик для Prada. Кажется, художник лишь делает прозрачной древнюю традицию отношения к вещи, смыслу, языку. Больше всего в этой работе привлекает лаконичный живой звук с площадки - опять же, мудро уловленный ночью, когда городской шум стих. Ради интереса, посмотрите китайские рекламные ролики - автомобилей, кроссовок, стирального порошка. Немалая их часть снята по американскому стандарту, но то, как используются вещи, выглядит сногсшибательным креативом. «Пятая ночь» - из этой обоймы. Она ничему не учит, да и не надо: наше чувство красоты отныне противится всему, что наговорил какой-то там Дюшан, тем более, не умнее же он, в самом деле,  Лао-Цзы. «Пятая ночь», обнажающая прекрасную сферу пустоты, кажется вариацией даосской пентаграммы. И художник тут, будто бы, «ни при чем».

Цифровой супрематический перформанс Риодзи Икеда наоборот, разбивает и глобализирует всякую «национальность» и «восточность» (правда, если отбросить мысль о том, что «Книга Перммен» и дзен-буддизм - сплошной супрематизм).  В отличие от своего предшественника - Риочи Курокава, чей перформанс украшал один из прошлых медиафорумов, графика и музыка Икеды не выглядит энергетической выжимкой из природы, порывом ума, тотемической гимнастикой на лоне подлинных гор и вод, я бы сказала, что это пляска атомов распада в виде мириад пикселей. Но вот ведь штука - перформанс Икеды выхолощен до агрессивного дизайна. Он вызвал бы несомненный интерес шрифтовиков не только графикой, но и синхронным сухим и техногенным саундтреком. Было немного жаль, что все это происходит в плоскости экрана, а не сыпется со всех четырех сторон, сверху и снизу, дабы разрушить тело и душу толпы пожирателей медиа-арта, стоящих за коктейлями из спонсорской водки. Вышла бы стильная такая 3D- модель конца света. Вот где (а не в душном и тесном фойе Ермолаевского) мог бы прозвучать живой перформанс Елены Ковылиной «Сукины дети» - только пришлось бы ради инсталляции освободить тела актрис от доморощенного соц-артистического атласа, зонтики от цветочков, а «ницшеанский» монолог от шпаргалок. Это я опять о национальном, теперь уже о нашем. И, наконец, инсталляция индийского художника Ранбира Калеки, где видеопортреты совпадают и отделяются от портретов живописных, очень напоминают почему-то древние индийские рельефы с кама-сутрой и кармический метемпсихоз. Эта работа тоже социальна - она о современных индийцах, беженцах, мигрантах.... Есть и другие работы на  национальные и социально-психологические темы, но они, как и другие, оказавшись в теме «расширенного кино» проигрывают артхаусному кино особых чувств в этом контексте не вызывают. У них можно поучиться кое-каким штукам - чего стоит только 3D- продакшн визуальных эффектов случайной встречи Арева Манукяна («Белая ночь»), занявший 8 месяцев. Цитируя художника, скажу: сегодняшний видеоарт умеет «сделать нечто прекрасное из штампа».  Есть, к слову, на медиафоруме свои килбиллы» - «Четыре сезона» Керен Ситтер, микширующей клише мирового кинематографа в трогательную историю, а также  работа Харуна Фароки и Антье Эймана «Пир или полет» - коллекция суицидальных сцен из разных фильмов. Тема конца на нынешнем медиафоруме явно доминирует, и чем более искренни высказывания, тем сильнее воздействие. В «Пире» мы видим, как похожи лица людей, «принявших решение». Собранные в полукруг на стене, они отправляют - каждый в своем ритме -  нечто вроде документального ритуала.

Но среди всех этих «мертвецких» экспериментов медиафорума свежее и любопытнее всего смотрится  фильм Айзека Джулиана «Дерек» - о жизни и творчестве Дерека Джармена, одного из самых выдающихся деятелей британского киноандеграунда 70-90х. Джармен был настоящим арт-практиком - докапываясь до глубинных основ творчества и исследуя гендерную проироду, он отстаивал права сексуальных меньшинств на улицах, сам был геем и погиб от СПИДа.

Фильм составлен из интервью, которое Джармен давал Джулиану в течение всего дня, фрагментов его работ и закадрового текста «Письма ангелу», написанного любимой актрисой и подругой Джармена Тильдой Суинсон через восемь лет после его смерти. Выдержанный в стиле эссе, фильм, несомненно, поднимет интерес к работам талантливого режиссера,  толком не известного широкой российской публике. Вместе с тем в экспозиции Медиафорума и этот фильм выглядит вполне традиционным примером документального эссе, а гвоздем в мозгу застревает не он, а его герой.  Однако, «Дерек» заставляет вспомнить другое кино - «Амбиент» Ираиды Юсупова и Александра Долгина, представленный на прошлом ММКФ в программе параллельного кино клуба СИНЕФАНТОМ. Фильм посвящен московскому мистериальному перформансу, и не только вполне сопоставим с произведением  Айзека Джулиана, но и  показывает, как отечественный медиа-арт расширяет границы большого кино.

«Амбиент» -  не попытка иллюстрировать биографию художника его работами и отзывами, фильм идет другим путем - воспроизводит в игровой манере мистериальный эффект перформансов московских художников Германа Виноградова, Святослава Пономарева, Вили Мельникова и других.  В дебютном «Амбиенте» сломаны все приемы классического кинематографа - от сценария и работы с актерами до операторской работы с документом и звуком. С одной-единственной целью - вовлечь зрителя в мистерию.  Но именно этот мотив прослеживается и у Дерека Джармена - и не только в мистериальных фильмах, таких, как «Себастьян» или «Караваджо», но и в саркастической анти-мистерии «Юбилей».  Если бы «Дереку» и «Амбиенту» посчастливилось быть в одной программе, у нас была бы возможность сравнить и высокие оперные темы, и операторскую живопись, и трэш-арт панковского карнавала, и эмбиент Брайана Ино с скаральным амбиентом Юсуповой, и спонтанную клоунаду непрофессиональной тусовки «Амбиента» с гейской закваской артистов Джармена, и риторику сценариев. Ну, и, наконец, можно было бы рассуждать об особенностях отечественного медиа-арта не только на примере видео-арта, но и на примере синтетического действа - мистерии, еще не вошедшей в область интересов Медиафорума.

Итак...

Медиафорум вернулся в самый удобный для себя формат, сменив кинотеатр на галерею, окружил себя бесспорными мастерами, солидной литературой (в каталоге -  наряду с известными западными исследователями, опубликована блестящая статья Олеси Туркиной), образовательной программой. В очередной раз стало понятно (и эту мысль выразил в интервью Медиафоруму Кирилл Разлогов), что Медиафорум так же близок к Кинофестивалю, как и к Московской международной биеннале современного искусства.  Точки же сближения медиаарта с дизайном и рекламой известны давно (13 июля стукнет 88 лет знаменитой надписи HOLLYWOOD на склоне горы Маунт-Ли, рекламировавшей новый жилой район), а нынче, с выходом в широкий мейнстрим, этих точек стало еще больше.

Но искусство - провокация не только для зрителей, но, в первую очередь, для самих художников и кураторов.  Да, Медиафорум вырос и стал авторитетной институцией с собственным мейнстримом, догнав в определенном смысле настоящий Голливуд. Теперь, как говорил Никита Сергеевич (не путать с Никитой Сергеевичем!), можно попробовать и перегнать.

Выставки Медиафорума продлятся до 3 июля в ММСИ, до 18 августа в КЦ «Гараж»

В материале использованы фотографии с сайта Медиафорума.