Вещная память

Давно уже хотелось отметить, что времена вдохновенного рынка и потребительской безответственности бесследно прошли. Далеко позади остались те дни, когда единственной обязанностью каждого добропорядочного гражданина была импульсивная страсть, основанная на животном желании обладать. Желание это подвергалось настойчивому культивированию, потакание этому желанию увеличивало производственные мощности товаропроизводителей, а попытка осмыслить эти процессы приводила к сильнейшему чувству вины за недокупленный или недопроизведенный товар. Разрушительная сила этого психологического диссонанса очень скоро завела в тупик диалектическую эволюцию взаимоотношения людей и товаров.

Первая спасительная ситуация наступила тогда, когда была найдена идея замещения собственно товара его идеологическим эквивалентом. Это позволило снять растущие напряжение и тревогу потребителя и создать пусть временное, но реалистичное ощущение памяти эмоциональных контактов. На смену первобытным тактильным ощущениям, когда забираемый с полки товар приятно и привычно тяготил руку, пришло более утонченное и высокоразвитое восприятие, основанное на памяти эмоционального контакта. Так сиюминутное дикарское желание купить неизбежно стало перерождаться в желание соответствовать статусу, как неизбежно память из сердца перерождается в фотоальбом, а первый поцелуй – в исполнение супружеского долга.

Как бы то ни было, потребитель стал благодарен такому преображению, поскольку всякий товар сменил для него свою потакательную функцию на формообразующую. Природная потребность в самоидентификации теперь удовлетворена, поскольку на риторический вопрос "кто я?" получен более, чем прагматический ответ "ты тот, кто меня потребляет". В разработке компромиссных программ не стало более необходимости, поскольку стало очевидно, что память потребителя о товаре ничего не значит – даже физическая проекция бренда, располагающаяся на прилавке, существует объективно, вне каких-либо оценок или представлений о нем. Легкомысленные рассуждения о том, что потребитель является источником и основой эмоциональных связей с брендом, есть не более, чем теологические подтасовки о "смысле бытия", простительные более служителям культа, нежели здравомыслящим борцам с маркетинговый неравенством. Простительная слабость покупателя к попыткам узурпировать "власть над вещами" кому-то может показаться второстепенной и незначительной, но сопротивляться подобным тенденциям для каждого из нас – это тяжелый и самоотверженный труд.

Труд не есть источник всякого богатства, так же как и маркетинг - не есть источник всякой рекламы. Такую фразу вы без труда отыщите между строк в любом подобающем букваре, и она правильная, поскольку в ней подразумевается, что маркетинг совершается при наличии соответствующих товаров и услуг. Однако, в потребительской среде не должны допускаться подобные рекламные высказывания. У рекламщика есть очень серьезные основания приписывать маркетингу сверхъестественную творческую силу, так как именно из естественной обусловленности рынка вытекает, что человек, не обладающий никакой другой собственностью, кроме потребляемых им товаров, во всяком общественном и культурном состоянии вынужден быть рабом других брендов, завладевших идейными условиями рынка. Только с их разрешения может он работать, стало быть, только с их разрешения – жить.

Именно эти идеологически нестабильные,  общественно незрелые, хотя и полностью преданные нашему делу товарищи попытались приписать мне высказывание: "Владыкой мира будет бренд". Такие вольности, конечно же, недопустимы в нашей борьбе, поскольку из невинного ребячества дело начинает приобретать сладковатый запах опиума для народа. А бороться с религией, как вы помните,  следует через устранение страданий.

Суть же всякого страдания укореняется лишь в одной почве: в диалектике вопроса памяти:

Кто кого помнит?
Кто кого потребляет?
Кто кому позволяет существовать?

Нет здесь никакой диалектики на самом деле, а есть один объективный физический факт: потребитель – это пунктирно существующая субличность, проявляющаяся лишь в краткие моменты взаимодействия с брендом. И нет у него никаких способов материализовать себя, кроме как увеличивать время этого взаимодействия, когда, в конце концов, пунктирная линия хотя бы визуально начнет казаться ему сплошной.

Dixi et salvavi animam mеаm (Я сказал, и спас свою душу)
Love,
Marks