Альбрехт Дюрер: дизайн "Апокалипсиса"

Апокалипсис нынче в моде, и выставка иллюстраций Альбрехта Дюрера к «Откровению Иоанна» (14926-1498) в Аптекарском приказе Музея Архитеатуры - повод перечитать, а для многих прочитать впервые этот текст. И удивиться - нет, не «книге наказаний», а сферичности, мифологической симметрии высказывания. Дюрер принял ее настолько близко к сердцу, что вышла не иллюстрация к книге, а визуализация «Апокалипсиса» в жанре, известном ныне как "книга художника".

Приглядевшись к листам, увидим мерцающие оппозиции, составляющие фрактальный калейдоскоп. Блудница Вавилонская трансформируется в Пречистую Деву Иерусалимскую. Роскошные камни и чаша мерзостей и грехов оборачиваются драгоценными основаниями Града Господня и чашей его гнева. Семь голов чудовища - семь ангелов-покровителей церквей, трое священных животных - три разных головы Дьявола, Агнец и близнец-оборотень, знак Князя Мира и Божий Крест, богохульные надписи на головах дракона и запечатанная Книга Пророчеств, невыносимый звук гневных труб и невиданная песня праведников... Был бы в гравюрах цвет, то цвет огня божественного гнева слился бы с цветом расплавленного металла, которым окрашены лик и ноги Господа. Но вместо цвета Дюрер прорисовывает на доске глубокую, экспрессивную, светотеневую линию.

Старик Иоанн, сосланный на остров Патмос, для Дюрера - человек без возраста, но ведь речь идет о пребывании «в духе», вне времени. Не следуя времени, художник не следует и главам, концентрируя на одном листе несколько сюжетов. Так, одновременно с раздачей праведникам белых одежд на небесах, идет смертоносный звездный дождь на земле...Такая композиция близка синктетизму мандалических орнаментов и икон, а в ХХ веке - к жанру livre d'artiste и далее - к медиа-арту.

И, в то же время, планы полнолистной гравюры максимально приближены к зрителю. Мы - очевидцы, вброшенные в Откровение подобно святому. Позднее художники будут более отстраненными, появится холод, вычурность деталей, математическая структура. Сейчас же глаз напряженно следит за толпой, творящей дела праведные и неправедные. Дюрер просто не дает нам читать, воздвигая перед глазами вертикальные картины и заставляя глаз двигаться сверху вниз, как по музыкальной партитуре для обеих рук. И действительно: Иоанн постоянно слышит и описывает музыку - оркестровую, хоровую, звучащую одновременно, как раскаты грома. Отмечаемый искусствоведами разномастный ритм движения всадников Апокалипсиса - дробный ритм визуальных оппозиций.

В обстановке разгорающейся Реформации - один шаг до конъюнктуры, но Дюрер удерживается: Конец мира для 25-летнего юноши, как для 70-летнего старца - проверка веры, а не толка. Так что папская тиара на блуднице будет нарисована не им. Зато на императоре Домициане Дюрер с удовольствием выводит турецкий тюрбан.

Ему удается балансировать на грани сакрального и документального куда лучше, чем Гибсону в одноименном фильме - ибо ни натурализма, ни пошлости. Лучше, чем Триеру - ибо вера в божественность человеческой природы. Дюрер, создавший серию из 15 листов за какие-то пару лет, «на одном дыхании» фантазирует на ходу, легко дополняя текст собственными сценами (ангелы «маркируют» лбы праведников крестами) и буквализирует метафоры (ангел с ногами, стоящими на суше и на море, и есть человек-колоннада). Он удивляет одновременно реализмом Иоанновых пяток и разнообразием семи сказочных светильников, предвосхищая «Алису в Стране Чудес».

Ренессансная анатомия, голландская правдивость, немецкая экспрессия - говорят о Дюрере искусствоведы.

И все это великолепие является тиражным товаром, продуктом индивидуального бизнеса. Который также парадоксален. Дюрер охотно ставит и ревностно защищает монограмму-автограф, но никому не доверяет резать доску - все сам. «Апокалипсис» изначально - книга для чтения, канонизированный сравнительно поздно, она не участвует в литургической практике и в ее авторстве многие сомневаются. Но только не Дюрер: он ведет с Иоанном абсолютно доверительный и абсолютно равноправный диалог, являясь добросовестным иллюстратором сакрального текста, настолько адекватным, что заставляет припомнить наблюдение Иоанна за ангелами: те, в отличие от своих антиподов, не ни в коем случае не разрешали поклоняться себе. Только Богу.

О Дюрере, гравюре и выставке мы беседуем с куратором - Сергеем Стародубцевым.

Что для вас «Апокалипсис» Дюрера?

Эрвин Панофски до сих пор является непревзойденным исследователям Дюрера, его книга «Альбрехт Дюрер: его жизнь и искусство» 1943 г. является основным справочником по творчеству художника. К сожалению, культурный слой, особенно слой исследователей и любителей гравюры в России как-то очень быстро исчезает с глаз, так что не с кем сегодня поговорить о гравюре, задать простой вопрос.

А между тем, посмотрите на турецкий тюрбан на императоре Домициане, который варит в кипящем масле Иоанна. Почему он турецкий? Известно, что Дюрер в 21 год, в 1492 году приблизительно, попадает в Венецию и знакомится с Джованни Беллини, который на тот момент уже старик и который, вместо того, чтобы  отравить гостя, как поступал со многими, принимает у себя молодого человека. А у Беллини сестра замужем за Монтеньи, а родной брат Жентиле Беллини в 1480-м году посылается венецианским сенатом в Стамбул, чтобы там писать портрет Мехмеда II, который в 1453 году захватил Византию. Все события - на уровне одного поколения, и Дюрер окунается в эту среду, в которой турки уже «за окном», и вот этими личными впечатлениями проникнуты все его работы того времени и весь «Апокалипсис».

Тут и венецианский убор на Вавилонской Блуднице, и сцена многолюдного зрелища при казни Иоанна?

Да, тут можно говорить не столько о гении северного Возрождения (это уже аксиома), сколько о молодом человеке, легко впитывающем, перерабатывающем информацию и стремящемся отлить это все в собственную, новую форму. Этот биографический момент был очень важен. С одной стороны итальянцы и турки, с другой - отец, который был тесно связан с нидерландскими мастерами, а это в 15 веке - лучшие в Европе. Крестный отец и учитель Дюрера - самый знаменитый европейский книгоиздатель. За какие-то 8-10 лет (а Дюрер начал заниматься лет с 13) культурная элита дает молодому человеку столько, что он был буквально переполнен общением с мастерами и живыми событиями эпохи.

Кстати, Панофски не зря отмечает, что у Дюрера нет «восходящей линии» в художественной биографии, а есть взлеты и периоды рефлексии, нередко - с впадением в крайности. Эти пять лет, что создавался «Апокалипсис», были просто сумасшедшими. И ощущение конца света вышло очень личностное, тут Дюрер не создает нечто, а выплескивает то, что внутри у него самого, не всегда следуя последовательности текста Иоанна.

Да, очень синкретичная, практически, мультимедийная картина бытия получается.

Согласен, но не только это: у художника возникает желание как-то оживить текст - показать, как дуют ангелы в трубы, как они ставят печати на лбы праведников, то есть, как сами герои переживают происходящее. Он эмоционально домысливает текст. И текст начинает жить своей, отдельной жизнью, а не жизнью простой иллюстрации.

Стоит также учесть и то, что Дюрер не шел традиционным способом поиска материалов, спонсоров. У него к тому времени была уже мастерская, были деньги на доски и бумагу. И проект был сделан абсолютно самостоятельно, как личный бизнес-проект. И он вначале отпечатал изображения в технике ксилографии и лишь затем, в типографии своего крестного отца Кобергера, набрал текст.

Авторский «Апокалипсис», - сказали бы тогда. Ведь автограф тоже - дитя Возрождения. А сегодня такую книжку назвали бы livre d'artiste и включили бы Дюрера в обойму художников издательства Амбруаза Воллара (кстати, их книги выставлены сейчас на выставке в Манеже).

Абсолютно. И ведь есть копия книги, где все, наоборот, картинки разбросаны по главам. Но первоначальный продукт удивителен. К теме livre d'artiste хотелось бы добавить еще один момент: Дюрерова техника гравировки на дереве изначально монументальна, там невозможно делать тонкую линию, иначе она выкрашивается. Поэтому она особенно хороша в крупной форме полнолистной гравюры. А в случае с таким текстом, форма совпадает с техникой невероятно. Как иногда в металлической скульптуре совпадает и тема, и форма, и материал. Опять прибавим к этому биографический штрих: Дюрера в этот момент ничего не отвлекает - детей нет, времени предостаточно, жена помогает продавать гравюры!

И - прибавим теперь биографический момент выставки - вы решили не ограничиваться «Апокалипсисом» Дюрера. Тут и Петер Борхт, и Лукас Кранах Старший, и две Библии... Расскажите.

Глядя на эти гравюры, я подумал, что скучно будет выставлять только 16 листов. Я ведь музейщик с долгим стажем. И как-то интуитивно я сделал то, что давным-давно осознал - двухуровневую выставку. На других уровнях - те же сцены, но совершенно в иной стилистике, это уже XVI-XVII век.

Альбрехт Дюрер. Видение зверя с семью головами и десятью рогами. Зверь с двумя рогами, подобными агнчим.1498  

Петер ванн дер Брехт. Видение...1592-1593

Иллюстрация из Большой Библии Мортье. Видение...1700

Они лаконичны и последовательно иллюстративны, так что создается эффект приближения, остановки кадра. Киноэффект.

Может быть. Мы сознательно показали не все, чтобы было выразительно и ярко. Когда искали «спутников» к каждому листу, начали с 5-6 листов, а потом началась какая-то везуха, и удалось найти практически все. И знаете, процесс продолжается: дня три назад обнаружился лист к сцене о том, как св. Иоанна варят в котле. Это лист из «Нюрнбергских хроник» Х. Шеделя, 1493 года. Книжка сумасшедшая, взгляните при случае, она существует в репринте - энциклопедия жизни на Земле, начиная от Адама и Евы и заканчивая Страшным Судом. Там удивительные виды городов, сам Нюрнберг с двумя шпилями, которые уже сейчас после войны - новодел. И на одном из листов Домициан, по свидетельству хроник Тертуллиана, поливает Иоанна кипящим маслом, а тот радуется: лей, лей, мне так приятно! Сценка комическая, а вовсе не трагическая.

Автор статей к каталогу Наталья Веденеева сделала любопытное наблюдение: листы Дюрера, совмещавшего сюжеты разных глав на одном листе, сильно отличаются от иллюстраций последующих авторов - более лаконичных, абстрактных, с одной стороны, и абсолютно последовательных, с другой. Этот своего рода «холодный подстрочник» потерял и Дюрерову линию - техника больше не позволяла строить с помощью линии светотень и драматизировать образ, а тот, в свою очередь, выглядел либо маньеристски-легковесно, либо барочно-перенасыщенно неоправданными деталями, либо назидательно (скажем, на одном из листов Вавилонская Блудница изображена в папской тиаре). Все это в комплексе представляется влиянием протестантизма. А Дюрер, хоть Лютера и уважал, и знал заочно, но мыслил синкретично и аполитично, принимая Откровение Иоанна ближе к сердцу, собственно, отсюда и гениальность листов. Дальше его традицию продолжала живописная игла Рембрандта. И мне кажется, в современном искусстве Дюреру также наследуют художники разных направлений. С одной стороны, это может быть Макс Гигер, Ларс фон Триер и Мэл Гибсон, конечно - они явно продолжают писать натуралистическую (исторически или фантастически) «книгу наказаний». А с другой стороны, это может быть и Питер Гринуэй, с его декларативно-антикинематографичным видеоартом. Кто-то, как и Дюрер, создает в одном кадре сферу, памятуя богооткровенное «Я - Альфа и Омега». И перед этой сферой отступает и правда факта, и разочарование в человеческой природе, и голливудский «мармелад». Почему-то именно глядя на листы Дюрера, представляешь о том, как хор праведников поет песню, которую никто доселе не слышал и никто, кроме них исполнить не может. Не «не должен», а именно «не может».

Ну, я уже сказал, что «Апокалипсис» - это глубоко личное переживание. Не стоило и не стоит подходить к этому тексту, как к чему-то «реалистичному». Он сложен и даже, на мой взгляд, не слишком-то религиозен, странно, что он вообще вошел в «Новый Завет»...

Слишком шаманический?

Пожалуй. И не случайно отклик Дюрера был столь живой и яркий - он также жил в бурную эпоху. Следующий проект я бы хотел сделать по «Пляскам смерти». Это безумно разнообразный материал! И тоже очень связан с безумной эпохой средневековья, там сама жизнь была очень трудной, совершенно другой. У меня мама пережила блокаду, и спрашивал ее о том, например, как можно было спать в 25-градусный мороз. - Только вдвоем! Весь город спал вдвоем, а те, кто не спал, умирали. И поскольку смерть была совсем рядом, а жить хотелось, мертвец был каким-то «соседом справа», с которым можно было даже и поговорить. Это уже слишком близко, что-то интимное. И поэтому уже нет страха, можно посмеяться, можно пошутить, уговорить смерть...

 
Михаэль Вольгемут, Пляска смерти, 1493

Да и язычество было не так уж далеко, с его жертвоприношениями и представлениями о продолжении жизни в окружении предков.

Нет, здесь, скорее, не ритуальные пляски, а что-то вроде городского лубка. Самые забавные, пожалуй, гравюры Роуландсона конец XVIII века.

Интересное у вас отношение к смерти - домашнее, личное, любопытствующее.

Ну что вы, мертвецы - самый безобидный народец. Еще в Советском Союзе, я работал с отчетами о смертных случаях на производстве, которые централизованно собирались по всей стране. У меня на столе лежали отчеты инспекторов двухнедельной давности. Целая стопка. Каждый день приходила информация, и мы должны были ее обрабатывать. И было много казусов, настолько забавных, что там Хармс! Судите сами: похоронная процессия едет по Кавказу и падает в пропасть. Или присылают схематически-точное описание быка, со всеми обмерами, вплоть до количества миллиметров между рогами - в качестве иллюстрации к очень распространенному случаю, когда бык поднимает скотника на рога и выбрасывает...

А возвращаясь к юмору в «плясках смерти», скажу, что более мощного, чем английский юмор в гравюре я не встречал никогда. Да и не в гравюре тоже. Когда с ними пытаешься шутить, они выдают нечто в два раза остроумнее, да еще с абсолютно постным лицом.

Чем-то гравюра напоминает черно-белую фотографию...

Точно. Почему многие, и я в их числе, подсаживаются на граверную «иглу»? Гравюра - это документ, сохранивший для нас целую эпоху. Так, скажем, английская гравюра Холлара сохранила Англию для Англии. И не только пейзажи, города, костюмы, быт, но... что вы скажете о шестнадцати видах собора Святого Павла до пожара? Но, безусловно, это больше, чем фотография. Стоит вам захотеть, к примеру, выяснить, как в сознании средневекового человека выглядел дракон. Сотни разновидностей! Мне недавно попалась гравюрка с изображением какого-то деятеля протестантского движения - в таком реглане, в таком берете, что, кажется, сошел с обложки современного модного журнала. А это XVI век!

Много выставок провели?

Это моя пятая выставка.

Форматы?

Самые разные. Одна была очень забавная. Я состою в попечительском совете Тарусского краеведческого музея (у меня там дом в деревне). И я сделал выставку «300 лет Романовых». Мне хотелось показать все эти личики, меня поразило то, что в таком небольшом городе никто не видел гравюр, не видели карт России (а я дал еще и карты XVII-XIX веков). И люди увидели и самоедов и Тьмутаракань, и то, что по стране невозможно было никуда проехать вообще по такой карте. Все школьники города пришли, на сайт закачали текстовый файл. Вообще немного нужно людей, чтобы искусство зажило. Оно же как человек...И если условия жизни нарушается, искусство умирает. И вот эта жизнь искусства среди людей очень интересна. Гравюр сохранилось не так много - почему? Их вешали на мокрые стены, они портились, их снимали и вешали новые...

И только коллекционеры...

Да, Дюрера очень рано начали собирать. Несколько людей одновременно поняли, что перед ними гений. Фердинанд Колумб, сын Христофора Колумба одним из первых сделал каталог работ Дюрера и других ранних мастеров в своей коллекции. И в 2000 году Британский музей по описаниям этого каталога - наивным и кратким - нашел и атрибутировал порядка 400 работ. И сделал выставку. Я был на ней. Колумб умер в 1540 году, и все листы - до 1540 года.

Ваш каталог тоже неплох...

Да, мы закинули в него материала в два раза больше того, что есть на выставке. Все-таки 40-50 листов - идеальное количество. В каталоге же их 125. Очень помогла разноформатность гравюр: «малявки» не давят на глаза.

Хочется развернуть «Апокалипсис» Дюрера в монументальную анимированную видеоинсталляцию... Железная ширма - великолепный дизайн, но не хотелось бы вам покинуть пределы «книги»? 

Будем делать виртуальную выставку на сайте музея. А дизайн превосходный, буквально за стенкой сидят замечательные ребята из FAS(т), они прямо бились за эту свою идею. И вышла для кого-то книга, для кого-то храм...

А собственного интернет-ресурса у вас нет?

Нет, я, в общем, маргинал, и как-то привык вести дело без сайта. Пока удается. Хотя интернетом пользуюсь много.

Выставка будто приурочена к предсказанному «последнему декабрю». А как вы относитесь к ажиотажу вокруг «конца света»? 

С любопытством. Россия - страна очень эмоционально заряженная. У меня приятель, видный социолог и религиовед, занимался составлением религиозной энциклопедии России. И проехал по всем регионам раза по два, пока собирал материалы. Каких изысканных религиозных толков и верований только не встретишь, - он мне рассказывал. Страна у нас очень живая и разнообразная в этом смысле. И желание духовно реализоваться очень живо в народе.

А как удается завоевать публику? Этот парадоксальный предмет тиражного искусства и элитарного коллекционирования.

Трудности только с администрацией. Мы делали три выставки в Иркутске. Сначала к нам отнеслись очень настороженно - что им тут надо, зачем приехали, как будут выставку делать, если денег не требуют? Во второй раз было уже теплее, а в третий вообще - восторг полный. Я понял: за три выставки можно город приручить.

Выставка частной коллекции - не музейная экспозиция...

Верно. У меня к выставке всегда отношение глубоко личное: каждый лист через мои руки проходит. За каждым - история о том, как он добывался...с какими переживаниями...

Был случай, когда можно было бы страну обогатить, у нас была бы третья коллекция Рембрандта. Не удалось купить. Хотя и цены были для России более чем умеренные.

Насколько узок круг любителей гравюры?

Узок очень, так что поговорить о гравюре можно мало с кем. Не лучше и на Западе: в Англии стоит лишь выразить осведомленность предметом, как сразу начинается самое дружеское общение, чуть ли не домой приглашают. Причем среди нас есть и известные коллекционеры, а есть тихие собиратели - просто люди с хорошим вкусом.

Собирать гравюру нелегко. Сейчас, скажем так, не век гравюры. С «Апокалипсисом» же просто повезло. Не так давно я открыл для себя «Большую Библию Мортье» 1700 года. Она помогла атрибутировать нескольких авторов. Надо сказать, что в эпоху Ренессанса отнюдь не все хотели ставить автограф. Были такие, которые, при высочайшем качестве работы категорически не хотели «светиться». Но, что интересно, само книгоиздание, как оно существовало в Европе, помогает сегодня коллекционерам. Например, справочник Тима Беккера, вышел в конце XIX века. И он издавался во время Первой мировой, Веймарской республики, Второй мировой, и после войны! Даже ГДР оставила себе книги в качестве памятника и издавала «Апокалипсис» репринтом сумасшедшего качества! У меня как раз такой увели, очень жалею.

Вам бы институцию...

Я думаю об этом. Центр коллекций гравюры нужен, но где хранить материал? В музеях? - как бывший музейщик скажу - ни в коем случае. Все-таки сказывается 200-летнее отставание от Европы. Любой серьезный западный музей рассуждает так: мы на деньги общества что-то делаем для общества. Поэтому когда вы приходите к музейщику с вопросом что-то рассказать или показать, он счастлив. Он себя реализует. У нас же все хранители превращаются в собственников коллекций, которые дрожат, ревнуют, ничего не позволяют. Один мой знакомый завфондом меня уже укорил: что ж ты сделал? У меня это все в плане стоит, а ты обогнал!

А я сейчас вторую выставку открываю 13 декабря, в галерее под храмом Христа Спасителя. Там мы гравюры Дюрера помещаем в контекст работ современников. Тема - «в поисках нового стиля - от готики к ренессансу», там будет очень неплохой XV век такое мало, где можно увидеть. Современники и школа Дюрера.

Вообще чтобы сделать выставку гравюр, надо чем-то увлечься. Я чувствую резкое отторжение от всякой казенщины, и потому делаю только то, что хочу. Гравюра неприхотлива для каталогизации - хоть сам печатай, так в Тарусе и было. Поэтому самое сложное - найти идею.

Как выглядит сегодня рынок гравюры?

Последний расцвет пришелся на XIX век, и коллекции пополнились замечательными произведениями. Все техники были доступны, заново открыт Рембрандт, и только Первая мировая война разрушила эту идиллию. Между войнами ситуация оживилась и как-то держится сейчас. Рынок любит количество, а старая гравюра редка. Поэтому рынок старой гравюры умирающий...

Цены на гравюры иногда различаются в 100, а то и в 1000 раз, и никто не знает, почему. Сейчас аукцион Cristie после почти 10-ти летнего перерыва выпустил каталог старых мастеров, а до того они входили в большой каталог, где большую часть составляли новые работы. Материала не было. Когда я собирал эту коллекцию, я был единственным в мире, который собирал "Апокалипсис", всю серию. Сейчас где-то два-три человека.

А как обстоит дело у нас?

Основной рынок у русских граверов все равно за рубежом. Зарабатывать гравюрой сегодня сложно. Это адский труд, я, например, знаю художницу, которая рукой наносит краску на доску. Считает, что лучше руки ничего нет...

Судьба гравюры похожа на судьбу книги в компьютерную эпоху - она апокалиптична.

Да, «Апокалипсис» стоит перечитать. Лучше - в иллюстрациях Дюрера.

P.S В комментариях использваны материалы статей Н. Веденеевой к каталогу выставки "Пророчества Апокалипсиса в гравюрах Дюрера и западноевропейских мастеров XV-XVII веков". Выставка продлится до 1 февраля будущего года.