Илья Рудерман: система навигации нужна для того, чтобы объяснить людям правила пользования продуктом под названием город

– Вы разрабатывали специальный городской шрифт для Перми – первый городской шрифт в России. Каковы его функция, задача, миссия?

– Участвовать в пермском проекте мне предложил Артемий Лебедев. В исходном брифе от команды Лебедева и Пермского центра развития дизайна стояла задача создать шрифт, который был бы хорош везде: и в айдентике, и в навигации, и в документации. Именно из этого я исходил, когда создавал шрифт, получивший название Permian. Потом он превратился из одного в целых три: гротеск, антикву и брусковую антикву. В каждом из них было три начертания. Таким образом, задачу создать один шрифт я сделал в девять раз сложнее. Эти девять шрифтов, на мой взгляд, способны решить все перечисленные задачи и работать на всех носителях.

– Зачем городу нужен собственный шрифт? Какая роль у шрифтов в городе?

– По своей сути город не отличается от брендов, больших корпораций, продуктовых линеек. В некоторых своих проявлениях город – это бизнес, поэтому он активно участвует в диалоге с потребителями наравне с брендами. Для общения с аудиторией любому современному городу вне зависимости от масштаба требуется свой, особенный современный язык. В Европе бывает, что долины, состоящие из многих городков, объединяются в один большой бренд, тогда они вместе разговаривают со своими горожанами и посетителями на одном графическом языке. Города-миллионники, как правило, делают всё самостоятельно и разрабатывают больше айдентики, собственные шрифты, системы навигации. Всё это нужно для того, чтобы объяснить людям правила пользования продуктом под названием «город», облегчить это пользование, помочь людям ориентироваться в среде и узнавать её.

– А какой шрифт лучше всего подходит для города, если говорить не о специально разработанном шрифте?

– Если отвечать на этот идеалистический вопрос с позиции юношеского максимализма, никакой шрифт не подойдёт городу лучше, чем разработанный специально, исходя из его конкретных особенностей. Можно воспользоваться шрифтами так называемой широкой функциональности и максимальной нейтральности. Но надо понимать, что они, помимо перечисленных универсальных возможностей, будут транслировать что-то ещё. Возможно, созданный образ подойдёт вашему городу, возможно – нет. В мире есть много проектов, посвящённых городским шрифтам и шрифтам для систем ориентирования – того, что называется wayfinding. Используя эти шрифты, можно добиться хороших результатов вне зависимости от того, в какой точке планеты вы находитесь. Но у них тоже всегда есть бэкграунд, ассоциативный ряд, эстетика, которая чаще всего будет попросту чужеродной. Она может быть еле уловимой, но всё равно будет очевидно, что шрифт создан, например, в Германии, Англии или Америке. Даже то, что придумали в Москве, будет чужеродно смотреться во Владивостоке, хотя шрифт родился в России. Тогда логично спросить меня: а как же пермский шрифт? Ведь вы москвич и наверняка не вкладывали в него пермскую историю и образы? И это правильный вопрос. Ответ на него следующий. Пермский проект во многом был посвящён тому, чтобы сделать Пермь культурной столицей России. В этом случае «столичность» моего образного ряда была крайне уместна. И, возможно, «московскость» помогала сделать этот проект, шрифт, в какой-то мере столичным.

– Есть ли шрифт, который в принципе неприемлем для города?

– Да, Arial.

– Почему?

– Я называю его первым, потому что это самый распространённый шрифт в России. Его используют везде, он окружает нас на каждом углу. До сих пор дорожные указатели «набираются» им. При этом у него очень плохая кириллица. Этот шрифт нарисовали люди, которым в некоторым смысле было наплевать на кириллицу. Некоторые кириллические знаки там нарисованы небрежно, неправильно, с ошибками. Они вызывают путаницу. Например, прописная буква «Л» путается с прописной буквой «П». Но поскольку шрифт бесплатный и он есть на каждом компьютере, Arial стал сверхпопулярным и используется непозволительно часто, хотя на самом деле это один из худших шрифтов.

– Вы участвовали в процессе разработки новой системы навигации в Москве (или «системы городской ориентирующей информации»). Что нужно обязательно учитывать в процессе создания навигационных систем? Для чего нужна качественная навигация в городе?

– Я принимал участие в нескольких этапах работы. Наверное, я был первым в Москве, кто заговорил о том, что городу нужна современная система ориентации. Эта работа была основана на многолетнем исследовании всех существующих в Москве систем ориентации. Я по-научному анализировал их плюсы и минусы и выяснил, почему всё вместе это не работает, приводит к полному хаосу и почему это нужно переделывать. В рамках данного этапа я читал лекции, рассказывал студентам и всем желающим о том, насколько современному городу, столице необходима новая система. Этот этап закончился в 2012 году. Отчасти благодаря моей активности город прислушался к аргументам и запустил программу по созданию навигационной системы. Её поручили Департаменту транспорта Москвы. Дептранс, в свою очередь, для выполнения этой задачи нанял компанию City ID – английскую команду, опытную в системах ориентации. Британцы собрали рабочую команду дизайнеров, которая до сих пор изучает все навигационные системы города, создавая пилотные проекты на разных станциях метро и автобусных остановках. Команда тестирует разные фрагменты оформления станций метро, переходов, остановок будущей системы. В этой работе одним из важных инструментов является шрифт. Для этого City ID пригласила британскую дизайн-студию A2-Type, которая позвала меня, чтобы создать кириллическую версию шрифта для использования в этой системе в будущем.

Я чувствую свою ответственность за формулирование проблемы навигационной системы в городе. С другой стороны, я смог поучаствовать в возникающей системе лишь как кириллический эксперт шрифтовой части. Другого отношения к новой навигационной системе я не имею.

В необходимости новой навигации московские власти убеждал не я. Хотя я лично встречался с Максимом Ликсутовым (заместитель мэра Москвы по вопросам транспорта) и помощниками мэра. Тогда я ещё возглавлял дизайн-департамент РИА Новости. Агентство в какой-то момент тоже заинтересовалось проблемой навигации и освещало эти вопросы. Проблема навигации была очевидна не только мне. Мне ни разу не попался человек, который сказал бы: «Всё нормально, мы отлично ориентируемся, и плевать нам на гостей, которые не знают города». Наоборот, все говорили о том, что в навигации должен появиться английский язык, должны измениться количество указателей, их логика.

Я думаю, что концепция идеальной системы городской ориентации может быть сформулирована как «продуманная, мудрая система подачи информации в нужный момент, нужным способом и нужному пользователю». Город должен знать, кто я – местный житель, приезжий, водитель, велосипедист или пешеход, и в нужный момент давать подсказки.

У систем ориентации есть психологический аспект. Каждый замечал, что часто нам нужно не просто указание вроде «Поверни направо», а подтверждение, что мы действительно двигаемся в правильную сторону. Если я встретил на перекрёстке указатель, что мне нужно повернуть направо, чтобы дойти до достопримечательности, а потом долго не встречаю этому подтверждений, я начинаю сомневаться: действительно ли я повернул в нужном направлении или надо было чуть правее? Ещё один аспект: мы ориентируемся не только по географическим объектам, но и по местам массового интереса, по исторически сложившимся географическим локациям. Например, в Москве есть понятие «Замоскворечье». Оно не является районом, не совпадает с округом. Это абстрактное историческое понятие. Горожанам сложно провести конкретную границу Замоскворечья, но все примерно знают, где это. Мудрость и продуманность системы навигации сильно привязана к истории и устройству города, организации его улиц.

Самый распространённый пример того, что в Москве было сделано неправильно, – это легендарный указатель на развилке: налево – Ленинский проспект, направо – Ленинградский. Там постоянно происходили аварии, потому что водителям предлагалось за очень короткий отрезок времени принять решение, куда ехать. Даже москвич не мог быстро сориентироваться, потому что между словами «Ленин» и «Ленинград» даже визуально разница очень небольшая. В итоге указатель сменили пару лет назад, после того, как все начали говорить о нём чуть ли не хором.

– Какие специалисты должны заниматься разработкой городской навигации? И какие исследования необходимы для создания качественной навигации?

– Я пришёл к выводу, что навигационная система – очень многогранная штука, которая начинается не только с географии улиц, логики нумерации домов. Она выводит нас на проблему терминологии. Есть много терминов, которые не до конца структурированы. Есть нумерационные проблемы. Есть проблема точечной застройки, из-за которой нумерация становится ещё запутаннее. Сложившуюся систему изменить крайне сложно, потому что она донельзя консервативна и закреплена почтовой службой. На языковом уровне нужны специалисты-филологи. Название объекта можно перевести, и тогда Красная площадь превращается в Red Square, а можно транслитерировать, и тогда получится Krasnaya Ploschad. И из-за этого вопроса коллеги сломали не одну сотню копий.

Для начала нужна рабочая группа, в которую бы вошли представители города, способные реформировать нумерацию и наименования улиц. Например, в Москве есть район вокруг Нового Арбата. Как известно, его «прорубили» для того, чтобы Брежневу было быстрее добираться до дачи. Новый Арбат разрезал старый арбатский район. Часть застройки была снесена, на этом месте проложили широкий проспект. В Москве сохранились улицы, которые начинаются с одной стороны Нового Арбата, а заканчиваются с другой. Люди входят в ступор, когда ищут конкретный дом на конкретной улице и вдруг упираются в широченное шоссе. Им в голову никогда не придёт, что продолжение улицы находится на другой стороне. Это нужно реформировать, но сделать это непросто. Филологи способны помочь в транслитерации. Далее работа передаётся картографам, которые превращают всё это в красивые карты, иллюстраторам, которые снабжают их трёхмерными изображениями достопримечательностей, дизайнерам, которые облачают всё в красивую систему, и технологам, которые продумывают способ производства навигации и её установки. Для процесса создания навигации нужна большая рабочая группа, которая будет трудиться не один год. Транспортная навигация Лондона, по-моему, недавно отпраздновала столетие. Это долгая эволюционная история, которая потихоньку меняет город, наводняя его информационными носителями и превращая в дружелюбное пространство, где легко найти то, что ищешь.

– Расскажите о примерах хорошей навигации в других городах мира.

– Мне очень нравится транспортная система Лондона. Это пример того, как городской транспорт способен решить навигационную проблему в городе. Транспортная система сама решает все проблемы ориентации. Ею занимается целая институция в лондонском департаменте транспорта. И это приводит к результату, который каждый из нас может увидеть: в городе очень просто ориентироваться. В Нью-Йорке прекрасная навигационная система. Какие-то страны пошли дальше и вышли за пределы города: они занимаются системой указателей, дорожных в том числе. Так, в Штатах, Канаде, Германии есть отдельные проекты, которые привели эти страны к обновлению указательных систем на дорогах. Цивилизованные страны знакомы с проблемой навигации с 1950−1960-х годов – именно тогда люди стали массово путешествовать на собственных автомобилях. В связи с этим начали развиваться туристические точки интересов, а также навигация, приводящая к ним путешественников.

– В одном из своих интервью вы сказали: «Живому городу нужна гибкая, продуманная система подачи информации». Можете пояснить?

– Город меняется. Я говорил о мудрости, и она заключается в том, что навигация – не логотип, который можно сесть и один раз нарисовать, а система, которую нужно создать, внедрить и постоянно поддерживать. В городе появляются новые строения, исчезают постройки, меняются места публичного интереса. На ремонт закрываются станции метро, появляются новые пересадочные узлы. Когда меняется маршрут автобуса, должен быть живой механизм, который помогает горожанам об этом узнать. Живость подразумевает, что навигационную задачу невозможно решить один раз. Она должна решаться каждый день, эволюционировать.

– Вы вместе с командой специалистов из РИА Новости разрабатывали фирменный стиль и навигацию для Московского зоопарка. Расскажите, как шла работа над проектом? Что вы учитывали и зачем зоопарку фирменный стиль?

– Фирменный стиль нужен зоопарку для того, чтобы конкурировать за посетителей и транслировать: «Мы здесь, мы современны и актуальны. Мы всё ещё открыты и ждём в гости». Любая айдентика помогает компании выглядеть особенной, отделять себя от конкурентов, разговаривать с посетителями на своём языке.

За этим проектом стоит очень много труда, и одной из его важных составляющих была навигация. Мы привлекли исследователей, которые выходили на территорию зоопарка на протяжении нескольких недель и изучали, с какими проблемами и в какой момент сталкиваются посетители, какие вопросы, интересы и потребности у них возникают. Они изучали, когда посетители хотят пить, а когда в туалет, в какой момент они вспоминают о жирафе, а когда о тигре, в какой момент им хочется посмотреть на карту. На основе этих исследований команда вынесла свои рекомендации: где нужно установить информационные носители и в каком стиле они должны быть выдержаны. Мы разработали саму систему указателей, расстановки стел с картами и придумали, как разместить на них информацию. Отдельным непростым проектом была карта. То, что нравилось нам как дизайнерам, оказалось непонятным для посетителей. Мы хотели превратить животных в пиктограммы. Посетители решили, что так им непонятно. Переосмысленные, хорошо отрисованные иллюстративные изображения животных были вынуждены «уйти». На место пиктограмм вернулись максимально реалистичные изображения животных. Мы предложили зоопарку гибкую систему условно модульного логотипа, айдентики, с помощью которой зоопарк мог бы сам при желании создавать логотип. Эта идея очень понравилась руководству зоопарка и Департаменту культуры Москвы, и они её приняли. 

К зоопарку посетителей нужно подвести. О его существовании нужно напоминать, чтобы жители соседних улиц, посетители знали, где у него главный вход и как туда попасть. На этом отчасти строилась и наша рекламная кампания. Её идея основана на простом понимании этого, на самом деле, сюрреалистического явления под названием «зоопарк», когда буквально в 100 метрах от нас находится экзотическое животное. «Дорогой друг, в 500 метрах от тебя жираф!», «Поверни налево – там зебра» или «Пройди 10 минут, и там будет тигр». Пингвин вообще-то живёт на Южном полюсе, но он есть здесь рядом, посмотрите.

– В Московском зоопарке нет запрещающих табличек – вместо них «благодарные». Например: «Спасибо, что не купаетесь в пруду». Почему ваша команда выбрала именно такой способ общения с посетителями зоопарка?

– Наверное, вы судите о них больше по концепции, чем по самому зоопарку. Действительно, таково было наше предложение, но его полностью не реализовали. Там, где зоопарк мог оставаться дружелюбным, интеллигентным и воспитанным, он это сделал. Но, к сожалению, в самых опасных местах, где тигр может откусить руку посетителю, лучше всё равно использовать строгий запрет: «Руки не совать!». Разумеется, зоопарк несёт ответственность за тех, кому откусили руку, и в этой ситуации ему решать, каким тоном разговаривать с гостями.

– Что вы думаете о фразе «поиграть со шрифтами»?

– Обычно на этой фразе я вешаю трубку и мой разговор с потенциальным заказчиком заканчивается. В качестве шутки я достаточно часто слышу эту фразу. Но могу сказать, что за те 15 лет, что я в профессии, заказчик сильно изменился. Если раньше фразу говорил чуть ли не каждый второй, то сегодня так почти никто не делает. Это перестало быть большой проблемой. С одной стороны, потому, что эволюционировали и заказчики, с другой – потому, что дизайнеры улучшили свои знания в области шрифта и типографики.