PUNK&FASHION, NO&EXIT

Обе выставки посвящены более-менее плотным арт-образованиям: в New York Minute куратор Кэти Грейсон собрала работы большой компании знакомцев, а в основе фото-экспозиции Ирины Меглинской и Михаила Бастера «Альтернативная мода до прихода глянца, 1985-1995» немногочисленная авангардистская тусовка активно и сплоченно фланировавшая между Москвой и Питером.

Обе группы весьма разномастны, но объединены парадоксом: при виде «тутошних»  альтернативщиков вспоминаешь «тамошних» панков, при виде «тамошних» контемпорари на ум приходит «тутошний» модный глянец. Впечатление усиливается форматом - у нас -  полупрофессиональные фото и любительское документальное видео плюс лавина обложек иностранных журналов и «Птюча», а у них - умело расставленные готовые арт-продукты.

Тонкий символический «мостик» между выставками  - работа одного из монстров 70-х, члена  легендарной группы Suiside Алана Веги. Наивный крест из найденных палок с опрокинутой ортодоксальной символикой из самодельных кукол и чертом посередке, обмотанный проводами с разноцветными лампочками (то ли электрическое распятие, то ли вскрытие «нижних чакр») - подстать «суицидальной» грубой электроникой с нутряным вокалом. Которого, в отличие от визуальной идеи, повторить невозможно.

На этом допотопном артефакте, признаться, и заканчивается весь панковский «запал». И не смотря на пресс-релизы об уличном беспределе на улицах мегаполиса, а также  визионерской «буйной фигуративности» и новой абстракции, арт-объекты куда больше напоминают дизайн и рекламу, чем пронзительный месседж, которого по привычке ждешь от контркультуры. Воплощаясь в новые материалы и медиа - от резиново-сексуальных макаронин до гигантских нейлоновых трансвеститов, от искривленной оптики воткнутых в стену ножей до вязаных ЛСД-фракталов, от люминисцирующей графики до проступающего сквозь зеркало видео, панк способен удивить, порадовать, увлечь и зарядить, но не «вставить».

Я бы назвала это парадом панк-брендов, до которых, как аптечный эксперимент до Coca Cola, доросло за полвека современное искусство ни счем не согласных нью-йоркеров. Тут вам и бесконечные перечеркнутые иконки-значки с финальным NO, и нарочито трафаретная голова тиражного панка, и  граффити, превратившееся в логотип вместе с художником-манекеном, и перевернутый милицейский автомобиль, мгновенно навесивший бутиковый ценник на недавнюю акцию группы «Война».
 
Картину довершает настоящий магазинчик панк-товаров Рафаэля де Карденаса -  в центре зала. Такая вот ритейлерантность - саркастичная и прагматичная, ведь общеизвестно, что нью-йоркеры  не только create things, но и make money.

Впрочем, немало зависит и от кураторского подбора работ, способного смягчить или обострить ситуацию. Так, некоторые художники оказываются глубже, чем присланные ими работы.  Например, Гардар Эйд Эйнарссон интересен текстовыми и символическими экспериментами - незаполненной анкетой террориста, яркими и лаконичными обобщениями о социальной нестабильности «add your text to personalize» и ярким супрематизмом. Двухцветные, "малевичские" треугольники и квадраты с едва заметными тонкими подтеками черного по белому - настоящий соц-артистический дзен на извечную тему отпечатка пальцев. Есть чего ловить рекламистам, набрав в интернете норвежское имя. После этого как раз и хорошо переварить выставленного в «Гараже» большеформатный фоторобот разыскиваемого полицией «террориста»: гиперувеличенный пиксельный растр становится финальной иконой равенства.

Любопытна и светящаяся ядовитой желтизной инфернальная графика Мэтта Бринкмэна, посвященная мерцающему разложению одного и того же лица. В эпоху цифровых технологий и анимации эта бесконечная медитация тушью выглядит искренне и внушительно, как цепь психопатических умозаключений. Но еще более цельное впечатление получают глаза и барабанные перепонки от электронных вибраций группы Forcefield, которую основал Мэтт.

Однако "новые песни о старом", все же, не так цепляют, как панковские попытки противоречить своей же контркультурной природе. Это когда «содом и гоморра» надоедают, и пресыщенный глаз ищет чего-то еще. Есть на выставке несколько работ, возвращающих хулигана не то чтобы в ряды социума (это, конечно, панку «западло»), но в некую антропологическую норму чистой экзистенции, незамутненного наблюдения. Таковым представляется посмертный коллаж Дэша Сноу -  чуть ли не самого отвязного нью-йоркского хулигана и любителя скандальной полароидной съемки. Он посвящен не душераздирающе-обнаженным членам и чреслам, а... рождению ребенка.  А подборка фотографий Тима Бамбера не претендует на качество, но фиксирует парадоксальное, тонкое и местами мудрое стечение  случайностей.

Увы, парочка примеров - лишь оговорки в красиво выстроенном риторическом дефиле нью-йорк-панк-мейнстрима, детально отвечающего на дизайнерский вопрос «как».

Совсем другое впечатление производит выставка русских альтернативщиков эпохи перестройки. Эдакий праздник непослушания, на котором в силу фэшн-тематики, правит не политизированный контркультурный протест, а, скорее, мультикультурная вседозволенность. Сегодня многие из этих художников - известные артисты и владельцы модных брендов, знающие, что нынче в цене, и использующие для выставок показов специальный интерьер и штат. А тогда на вопрос «что?» были сотни разных ответов, жизнь представлялась театром абсурда, а дефиле выливалось в неуемный перформанс, где надетая на обнаженное сознание одежда подвергалась неожиданным трансформациям. Надевали на себя, позировали друг дружке, с соответствующим драйвом на лицах, повторить который профессиональным манекенщикам не под силу.  Неотделимость моды от арта стала таким же ностальгическим моментом для современного российского фэшна, как, скажем,  ролики банка «Империал» - для сегодняшней рекламы.

Выставка фотографий, видео и журнальных обложек похожа на кипящий котел со щами, где варится все: ура-имперская символика с вымпелами, аксельбантами и аннами-на-шею и пролетарская «неоклассика»,  «уорхолловская» целлулоидная поп-клоунада и ностальгически-томное питерское барство, египетские «уаджеты» и индейские «хаеры», средневековый карнавал и архитектурное «шляпа - это все».

Катя Филиппова, Марина Микульская (Моссина), Александр Петлюра, Андрей Бартенев,Елена Худякова,  Ирэн Бурмистрова, Гоша Острецов, дуэт "Ла Ре", группа "Север"... Так же, как и на "Нью-Йоркской минутке", здесь не хватает саундтрека - но не заимствованных у Диланов и Клэптонов мотивчиков и интонаций, а звонкого и безразмерного голоса Жанны Агузаровой, так и не удержавшейся, в отличие от многих кутюрье, на глянцевеющих подмостках.

И рука кураторов тоже видна - весь отобранный материал - дикорастущие побеги довольно ярких и своеобычных намерений. Одинаково убедительны и стилизация хрущовской «кукурузы» Аександра Петлюры и тикающий часами бюстгальтер Андрея Шарова, а в роли модели старушка Пани Броня - «Мисс Альтернатива мира - 98» равна по харизме красавице Марине Микульской (Моссиной) - ныне владелицы собственного бренда в Лондоне.

И если альтернативная русская мода быстро привлекла внимание таких авторитетов западного панк-фэшна, как например, Вивьен Вествуд, то матерый, как перезревший кабачок, американский панк вполне достоин любопытного взгляда русского дизайнера и рекламиста.  Ох уж, эти извечные вопросы «что» и «как», разыгранные между авангардной модой и модным авангардизмом...